хорошо» – текст сопровождался убедительным селфи с больничной койки, на котором светящееся лицо Романова соседствовало с поднятым вверх большим пальцем.
«Наберу?» – она безумно переживала и хотела знать все подробности того, что случилось с человеком, по которому она сходила с ума.
«Не могу сейчас, чуть позже расскажу», – выглядело сухо, но он же был в больнице, там, должно быть, свои какие-то правила.
«Отдыхай, – её сердце почти остановилось от страха, – я переживаю».
Ответа не последовало. Ни сразу, ни в тот вечер, ни через сутки. Она молчаливо ждала, порывалась что-то написать пару раз, смотрела билеты в Питер, думая, насколько это вообще адекватно, передумывала и снова проверяла, не обокрал ли Телеграм её на одно самое важное сообщение. По прошествии суток она буквально сошла с ума и потеряла покой.
Марья много думала. В мыслях был только он. Что могло произойти? Что изменило его отношение к ней? Почему он не может написать? Что… Как… Она уже не могла соображать, поэтому, вернувшись домой после работы, выбрала в холодильнике бутылку «Матуа», у которого отвинчивалась крышка, чтобы танцев со штопором не требовалось, и выпила половину бутылки из горла почти залпом. Она слушала The National и их альбом Trouble will find me. Мэтт Бернингер пел про «то место, где всё поскользнулось». Марья же чувствовала, что её таймер запутался в часах, а теперь начал убывать со скоростью света. Она ещё не знала, почему, всё так произошло, но уже знала, что это конец. Поняв, осознав это, она горько зарыдала. Она опять поверила, доверилась, не стала ждать, а прыгнула в свои чувства так, словно в них не было лимита. Она опять совершила всё ту же ошибку, на которой не может научиться, наступила на любимые грабли. Облажалась.
Романов оказался обычным мудаком, который, как всегда, сбежал от её сильных чувств, как только осознал их глубину. Допивая бутылку вина и изрядно опьянев, Марья строго решила больше не вести переговоров с предателем, отправила его в мьют, затем в архив. Она же не дурочка, чтобы блокировать.
Прошло три дня, как она решила быть стойкой. Её ломало словно героинового наркомана, она ни с кем не говорила лично, пассивно-агрессивно отвечала на письма и хамила по телефону, её разбитое сердце звучало громче, чем она сама. Пока в дверь не постучали.
Ожидая очередного курьера с чертежами, Марья злобно открыла дверь. Это был не курьер.
– Зачем приехал? – злость, обида и то самое разбитое сердце заставляли её голос звучать как сталь.
– Мне моя девушка три дня не отвечает.
– Передай ей привет, сочувствую.
– Она слишком упёртая, чтобы со мной говорить.
– Не могу тебе помочь, я не эксперт в отношениях.
– Марья, ты нормальная? – он категорически не понимал, что происходит.
– Я? Самая, – на этих словах она гордо и высоко подняла подбородок.
– Моя девушка – ты, – а вот эта часть казалась уверенной и убедительной.
– Не может такого быть, тебе на меня насрать.
– Выводы
