в… Муж оказался человеком без принципов и чувства чести… хуже того… Она в отчаянии… Я бы никогда не думал, что она… Отец крайне огорчён… Седые волосы… Мы надеемся только, что всеоблегчающее время, утешитель страждущих…»
Патетическое излияние было прервано весёлым смехом Елены, или Лены, как ее называл ее друг.
– Сейчас видно, – сказала она, – что поэт писал.
Ничуть не обиженный такой неуместной весёлостью, Андрей продолжал читать, быстро бормоча сквозь зубы конец письма.
– Да, вы были правы, не стоило читать, – сказал он наконец, не обнаруживая, однако, никакой досады. Затем он обернулся, как бы ища чего-то.
– Вот, – сказала она, взявши с камина маленькую черную склянку, стоявшую рядом со спиртовой машинкой, на которой он готовил свой утренний чай.
Он тщательно расправил письмо и, обмакнув в склянку переданную ему Леной кисточку, несколько раз провёл по лежавшей перед ним странице.
Черные строчки, написанные обыкновенными чернилами, быстро исчезли, как бы растворившись в едкой жидкости; на мгновение бумага осталась совершенно белой. Потом на ней что-то ожило и задвигалось; из сокровенных ее недр появились как бы выброшенные из глубины, спеша и толпясь, одна за другой буквы, слова, фразы – здесь, там, повсюду. Это была беспорядочная ватага, напоминавшая разбуженных утренним сигналом солдат, когда они спешат оставить палатки и занять место в строю.
Наконец движение прекратилось; буквы остановились на своих местах; кое-где еще какое-нибудь запоздавшее слово или буква старались порвать застилавший их тонкий покров и незаметно проскальзывали на свои места, рядом с другими, более проворными товарищами; но в верхней части страницы все пришло в порядок. Вместо прежних фиктивных слов стояли густые строчки, написанные мелким почерком и готовые открыть наконец верно сохранённую тайну Андрею и Лене. Оба наклонились над столом, взволнованные долгим ожиданием.
– Я буду читать вам! – воскликнула Лена. И прежде, чем Андрей успел возразить или как-нибудь иначе защитить свою собственность, нетерпеливая девушка вырвала письмо и начала: – «Дорогой брат! Наши друзья поручили мне ответить на твое письмо и сказать, что мы всей душой сочувствуем плану твоего возвращения в Россию. Мы чувствовали потребность в твоём присутствии среди нас гораздо чаще, чем ты думаешь, но не решались вызывать, зная слишком хорошо, с какими это связано опасностями для тебя. Мы решили позвать тебя только в случае крайней необходимости – и вот теперь этот момент наступил. Ты знаешь, конечно, по газетам о наших недавних победах, но ты, вероятно, не знаешь, какой дорогой ценой они нам достались. Наша организация понесла тяжёлые потери; несколько наших лучших товарищей погибло; жандармы полагают, что они окончательно нас раздавили, но мы, конечно, выпутаемся. Теперь есть более, чем когда-либо, желающих присоединиться к нам, но все это народ неопытный. Мы не можем более обойтись без тебя. Приезжай,
