поживиться. Спасал только бальзам, который мы вывели вдвоем с травницей. Я вспомнила, что на банках с репеллентом, который прикидывался в магазинах натуральным, изображалась острая мелкая травка – цитронелла. Мы добавили еще мелиссу: кровососущие, по наблюдениям Брай, от нее шарахались. По пучку травок я посадила в горшки и выставила на окно; кроме того, мы сварили из них остро пахнущую лимоном жидковатую мазь. Помогало теперь, по словам Брай, варившей подобное средство каждое лето, в разы лучше.
Так к моим заначенным пяти фунтам добавилась мелочь. Брай не гнушалась заработать на беде ближнего и драла с монахинь и учениц по пять пенсов за пузырек. С каждого проданного один пенс шел мне как участнице производства. Ну, и мы с Хилли пользовались бальзамом бесплатно, понятное дело.
В общую кучку я их не прикапывала. Вообще старалась мимо приснопамятного бывшего женьшеня не ходить, а если и проходила, в ту сторону не смотрела. Обыски у меня по-прежнему проводились регулярно. Так что, недолго думая, я завернула монеты в старую майку и положила на полку в белье. Пусть найдут. Не думаю, что монахини позарятся на горсть меди.
Через неделю я убедилась, что так и есть. Их интересовала добыча поувесистей. Мои пенсы явно перетряхнули и пересчитали, но положили на место.
Зато мой стол, и Хилли заодно, теперь разнообразился еще больше.
За несколько пенни в неделю кухарка начала подкладывать в известный угол не только подпорченную, но и нормальную еду, оставшуюся от трапез. Понятное дело, немного. Женщине и самой не хватало – дома трое детей по лавкам – но два-три лишних пирожка в день были совсем не лишними.
С одеждой в шкафу тоже стало повеселее. Брай поделилась несколькими платьями из тех, что ей самой маловаты. На меня они сели с песнями, даже ушить пришлось местами. Фигурой меня местный бог обделил, так оно и понятно – на том питании, что предлагалось в пансионе, не зажируешь.
Платья, конечно, были такие же выцветшие и застиранные, как и остальная одежда травницы, но на фоне нашей унылой формы – просто писк моды. Да и гораздо удобнее. Кроме того, с моим новым увлечением я не успевала стирать форму, а она не успевала сохнуть, поскольку комплектов было всего два. Теперь хоть можно было чередовать и носить форму на занятия, а в нормальной одежде копать корешки.
Брай, последив за мной какое-то время и решив, что мне можно доверять, начала понемногу отпускать меня от себя подальше. Например, посылала за ветками ивы, пока сама собирала травы или дубовую кору.
Одна я ходить любила больше всего. Не нужно было подлаживаться под чужой размашистый шаг и ковылять вприпрыжку, можно было иногда присесть, передохнуть, ну, и поживиться чем: лес был сравнительно нехоженый – до ближайшей деревни несколько миль, – так что ягоды и дикие фрукты никто не трогал, кроме зверья и насекомых.
На одной из таких прогулок я наткнулась на крохотного серого птенца. Пушистый комочек лежал прямо на тропинке и жалобно пищал. Я повертела головой, надеясь отыскать его родителей. А вот и они, перепархивают с ветки на ветку. Не приближаются,
