гранитная вершина Татудинзы блестела и искрилась на солнце, резко выделяясь на фоне неба, в рамке темных кедровников и густого ельника.
Под вечер, выйдя как-то из пещеры, тигрята были поражены открывшейся перед ними картиной: белая пелена снега скрыла от их взора все то, к чему привык их глаз в течение полугода. Остановившись у выхода из пещеры, они долго стояли не решаясь сделать хоть один шаг по белой скатерти, неведомой для них стихии. Наконец, самец, как более решительный и смелый, попробовал передними лапами ступить на этот светлый пушистый ковер.
Первое ощущение холода на мягких подушечках лап было для него неожиданным, он отступил назад, но любопытство заставило его продолжать исследование, и он сделал еще несколько шагов по снегу, затем поднял переднюю лапу, обнюхал ее и, не найдя ничего опасного, лизнул снег языком, на вкус это была знакомая вода, тогда, почувствовав жажду, он с удовольствием и жадностью стал глотать снег. Сестра в это время стояла у входа, наблюдая за братом, и, когда увидела результаты его разведки, пошла за ним, осторожно ступая и отряхивая лапы от налипшего на них снега. Через четверть часа, освоившись с невиданным для них явлением, тигрята носились уже по белоснежной скатерти снега; развились, катались в его пушистой перине, гоняясь друг за другом.
С началом зимы у тигрят началась линька. Они меняли свою старую детскую шерстку на теплые пушистые шубки, что оказалось очень вовремя в виду наступления суровой беспощадной зимы, с ее морозами и студеными ветрами. Купание в снегу облегчило им процесс линьки и старая шерсть, отпадала клочьями вместе с налипшим снегом. Новый наряд их уже напоминал наряд взрослых и был также красив и пестро окрашен, но общий цвет его не приобрел еще того интенсивного красно-бурого окраса, каким отличается мех взрослого тигра.
Тигрица-мать к этому времени уже вылиняла и надела свою роскошную меховую шубу, испещренную черными, бархатисто-атласными поперечными полосами. Всегда напряженный, как стальная пружина, хвост ее также наел пушистую муфту.
С выпадением снега, в середине ноября, когда северо-западный муссон особенно свирепствовал на высотах хребта Лао-а-Лина, тигрица оставила свое логовище на вершине Татудинзы и перешла с тигрятами в нижние ярусы горы, на южные ее склоны, где солнечные лучи прогревали обнаженный гранит, давая тепло и необходимый уют для устройства зимнего логова.
Но и это логово не могло быть постоянным, так как подросшие тигрята и сама тигрица, нуждались в обильном корме, и вынуждены были постоянно кочевать за стадами кабанов, совершавших перемещения в зависимости от наличия кормов в данной местности.
В октябре и ноябре кабаны держатся в дубняках, на южных склонах гор, где жируют на желудях. В декабре и январе, когда созревает кедровый орех и шишки осыпаются дерева, кабаны переселяются в кедровники. Февраль и март – голодное время; стада кабанов разбиваются на группы, по полу и возрастам, и бродят по орешникам и дубнякам.
Старые
