не увидишь и не почувствуешь. А цветочные палисадники какие огромные были у неё, постоянно ухоженные, подвязанные, подстриженные, и всё она успевала, а когда привозили кого-то на излечение, всё бросала и занималась «клиентом», денег никогда не брала за свою работу, только натур-продуктом: яйцо, мука и т. д., и то, если люди сами считали дать, в знак благодарности.
– Унучок мий, приихав! – с улыбкой и с распахнутыми объятьями она принимала меня. Прижмёт, помню, крепко и целует, куда губами доберётся: в макушку, в щёки, в лоб. Искренняя и чистейшая доброта и любовь от неё исходили.
На летних каникулах отвозили меня к ней на пару недель, и находился я у них с радостью, ничего не давала мне делать; отдыхай и свежим воздухом дыши, иди в огород и лопай, что захочешь. Ни шума, ни криков, ни повышенных голосов я не слышал, берегли меня, и, конечно, молитвы три раза в день. На улице жара, сущий ад, она меня заведёт в хату, ставни днём всегда были закрыты, а в хате прохладно, печкой русской пахнет, и деревенский особый запах гуляет в помещении. Тишина, только часы с кукушкой, на гирьках тик-так, тик-так да кукушка иногда вылезет из своего дупла и сообщит, который час.
Посадит меня на старую табуретку, погладит по голове нежно своими старенькими пальцами, возьмёт в руки холодный столовый маленький нож, повернётся к иконам и давай креститься, кланяться и читать молитву; следом подойдёт ко мне, сидящему на табуретке, и начинает еле-еле касаться меня холодным ножом, сначала темечко, а потом щёки, лоб, плечи…
– Господи, помолимся!
– Господа попросим!
– Тебя маты родила среди живота,
– Да против пупа приостановися!..
– …А-а-а-а-аххх, – бабушка начинала зеват – это, наверное, был знак, что молитва начинала тайно действовать.
– Солнцем просвятися,
– Месяцем огородися,
– Золотыми замками замкнися,
– Тут тебе по животи не будить,
– В голову не вступаты,
– Под груди ни поступать!.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – опять сладко зазевала.
– Пищи ни отбиваты,
– Тошнотою ни держаты,
– Сухотами ни сушиты,
– Шедрого сердца ни тошниты,
– Не нудиты и не веридиты!
– Исус с мычем, а я с божьей помочей!
– Аминь, аминь, аминь! – Она читала так быстро, что иногда захлёбывалась в словах и вынуждена была останавливаться.
Всё это время, когда читала молитву, она ножом касалась моей головы и делала крест, как бы крестя меня, немного касаясь моих волос, всех пальцев, локтей, плеч, спины, ног, и при этом приговаривала:
– Из жил и поджилок…
– Из пальцев и под пальцами…
– С ног и коленей…
А я сидел смирно,
