ся веское основание, что пропавший человек стал жертвой преступления, дело забирают к себе «тяжи», или убойный отдел – самое элитное подразделение уголовного розыска, которое занимается раскрытием убийств и тяжких телесных повреждений со смертельным исходом, где трудятся наиболее подготовленные и опытные сотрудники милиции. Если хирурги являются элитой медицины, «тяжи», бесспорно, являются хирургами человеческих судеб. Но это не говорит о том, что разыскники тем и занимались, что запихивали все криминальные пропажи людей «тяжам», умыв тем самым руки и самоустранившись от дальнейшего расследования. Они нередко сами поднимали трупы, ловили убийц, выслеживали маньяков и прочих злодеев, покусившихся на жизнь человека.
Начальство не слишком жаловало разыскников. Милицейскому руководству в первую очередь нужна была раскрываемость преступлений, а показатели в этом направлении делали те же «тяжи», «имущественники» (опера, которые занимаются раскрытием краж), «разбойники» (те, которые борются с разбоями и грабежами), «наркоманы» (тут и так понятно, думаю, объяснение будет излишним), «карманники» (сыщики, которые занимаются ловлей карманных воров). В советское время именно «карманники» являлись элитой уголовного розыска, как, впрочем, и сами реальные карманные воры были верхушкой преступного мира, но в постперестроечный период, во времена разгула бандитизма девяностых, и тех, и других отодвинули на задворки.
Поэтому кадровое пополнение разыскных подразделений осуществлялось по остаточному принципу, туда направлялись женщины-оперативницы, молодые неопытные сотрудники или же перезревшие «старики». По сути, для молодых оперов разыскное подразделение являлось трамплином для дальнейшего продвижения по иерархической лестнице уголовного розыска. Если сыщик начинал раскрывать убийства с сокрытием трупов, начальство замечало молодого сотрудника и выдвигало в первую очередь к «тяжам». Женщины оставались в подразделениях надолго, поскольку раскрытие убийств под силу не каждой представительнице прекрасного пола, хотя были исключения из этих правил, когда на милицейском небосклоне появлялись яркие представительницы этой трудной профессии. «Старики» же, отправленные туда в ссылку, поработав какое-то время, уходили на пенсию. А так называемым этим «старикам» едва ли исполнилось сорок или чуть более лет – в уголовном розыске до естественной старости не пребывали – тяжелая служба преждевременно вытягивала из человека все жизненные соки, выталкивая его на обочину жизни.
Разыскник Журавлев
Константин Журавлев начал службу разыскником, когда ему было двадцать пять. Позади были армия и университет, а впереди увлекательная и захватывающая работа в духе детективного жанра с погоней и стрельбой, с эффектным задержанием вооруженных преступников. Но служба в уголовном розыске оказалась куда более прозаичной, но от того не менее кропотливой и тяжелой, требующей от человека неимоверных усилий, чтобы не сорваться и опустить руки, бросив все на полпути.
Женился он на своей однокурснице, когда ему исполнилось двадцать три года. Не прошло и двух лет, в семье появились два мальчика – почти одногодки. После университета жена Кристина устроилась преподавателем в училище, профессия педагога ей пришлась по душе, и она осталась там работать на постоянной основе.
Разыскником Журавлев отслужил три года, проявил себя с лучшей стороны, и его перевели к «тяжам», где он проработал почти пятнадцать лет, из них последние пять – заместителем начальника отдела.
Сколько было за это время раскрытых убийств, задержаний отъявленных и опасных преступников, насильников, детоубийц – посчитать сложно. В последнее время здоровье его стало сдавать, сказалась работа на грани человеческих сил, бессонные ночи напролет с оружием в засаде, бесконечные допросы, требующие от сыщика стальных нервов. А самым тягостным и мучительным для опера стало сострадание к родным убиенных, оставляющее неизгладимые рубцы на его ранимой душе.
По своей натуре Журавлев был очень чувствительным человеком, он нередко пропускал несчастья людей, с которыми приходилось сталкиваться во время работы, через свое сердце, что для сыщика было не совсем характерным. Милиционер привыкает к любой работе, организм приспосабливается к самым экстремальным условиям и, если человек не становится окончательно черствым служакой, то, по крайней мере, осознанно притупляет восприимчивость к чужому горю, отодвигает чувство сострадания в дальний угол. Может быть, Журавлев совершил ошибку, придя в уголовный розыск? Эти вопросы иногда терзали его сознание, но он решительно отбрасывал их прочь, не представляя себя в другой профессии. Если в процессе раскрытия дела сыщик подключал холодный разум, в это время его трудно было чем-то пронять, то, когда преступник уже сидел в камере, сыщик «расклеивался» и с возмущением рассказывал окружающим о злоумышленнике, удивляясь и поражаясь его жестокости и изворотливости, на что однажды начальник угрозыска с кривой ухмылкой заметил:
– Тебе пора бы привыкнуть – не жестоких убийств не бывает. И вообще, кто придумал такое глупое сочетание – «жестокое убийство»? А что,
