за его рамки, касается только меня и принадлежит мне одному. Часто мысли при работе непонятным образом оживали, становились частью картины, но об этом знал только я. Зачем кому-то ещё знать мои тайны?
Чужие тайны обременяют.
Лишают спокойной жизни.
Наводят на посторонние мысли.
Мешают дышать.
Могут разбудить ревность, досаду, ненависть.
Лучше знать в точности только свой собственный внутренний мир.
Жить с ним в мире и согласии.
Доверять себе.
Не лезть в чужую душу, куда тебя не хотят пускать.
Не рисковать, не будить зловещие тени чужих тайн…
И даже если они сами открываются под моей кистью во всей мерзости.
Так лучше для всех.
Где бы я был, что бы со мной стало, и сумел бы я приобрести это тайное знание чужих тайн, если бы не Учитель?
Как, по какому высшему закону справедливости он, мой Отец и Учитель, появился в моей жизни?
Глава 7 Три тарелки супа
Не могу сказать точно, сколько прошло времени с тех пор, как я обманул соседку Юлию Марковну, сбежал от неё и обосновался в Эрмитаже. Жизнь здесь была совсем не такой сладкой, как представлялась вначале, но я ни минуты не жалел о храбром поступке. Я дремал на полу в укромных уголках огромных залов, спрятавшись за тяжёлые портьеры. Спал на царских кроватях под пыльными покрывалами и на роскошных диванах, отдающих мне своё тепло. Сворачивался в каминах калачиком за металлическими резными загородками. Питался теми остатками еды сотрудников музея, что удавалось найти. Сон был чуткий, еда – редкой и скудной, но она была, и с голоду я не умирал.
С материальной частью музейной жизни всё обстояло более или менее благополучно. Но с другой, невидимой, той, которую не потрогаешь руками… Мне не хватало близкого человека рядом. Тепла человеческой речи, обращённой именно ко мне. Разговоров глаза в глаза. Вопросов-ответов. Всего того, без чего человеку очень трудно существовать, – самого обычного общения. Не важно с кем. C одноклассниками, с продавщицей в булочной, с соседями по площадке, с друзьями. Этого общения недоставало мне по той простой причине, что таких людей у меня – не было. Никого из них.
Вот ведь парадокс: я – был, но меня – не было.
Никто не знал о моём сегодняшнем существовании. Да, собственно, и знать об этом было некому. Понимать, что ты никому в этой жизни не нужен – страшнейшее из чувств. Жить среди людей одиноким волком – невыносимо трудный экзамен для мальчика-подростка. Даже если он готовится вырасти и стать настоящим мужчиной.
Когда становилось совсем нестерпимо жить в молчании среди оживленно разговаривающих друг с другом людей, я перебрасывался двумя-тремя предложениями с ровесниками – они часто приходили в музей шумными классами. Вскоре, однако, я стал замечать, что мы не понимаем друг друга.
Антоша Глебов, одинокий и покинутый, незаметно оторвался от того
