самой ей до конца непонятное…
И как ни напрягалась, как ни старалась изо всех последних, отчаянных сил, но только открывала рот, раздирая его в беззвучном крике, ужасаясь невозможности выдавить из себя хоть какой-нибудь звук…
…а он все уходил, уходил, растворяясь в окончательно заполонившем мир сером, уплотнившемся до состояния киселя тумане, в котором таяло и исчезало все вокруг…
Клавдии стало страшно! Так дико, так животно-жутко страшно, что захолодело все внутри, словно оборвалась, остановилась жизнь… Она еще была способна думать, чувствовать, понимать и испытывать-переживать ужас и панику, а жизнь все – остановилась!
И в этом последнем, растянувшемся мгновении ужаса и почти уже небытия она вдруг так четко и ясно осознала… что совершенно не знает, понятия не имеет, кто этот мужчина. Она не смогла бы узнать его голос, поскольку тот звучал приглушенным шепотом, словно доносился через вату. Она не представляет, как выглядит этот человек: его лицо было стерто, укрыто, как плотной вуалью, тем самым странным туманом, в котором он растворился, уходя, окончательно и бесповоротно…
Навсегда.
– Нет!!! – проорала Клава. – Не-е-ет… – просипела утробно, с надрывом и резко села на кровати, обхватив измученное горло ладонью, рефлекторно пытаясь удержать, уменьшить боль.
Судорожно втянула-вдохнула в себя воздух, с наслаждением и невероятным облегчением осознавая, что снова может свободно дышать, и двигаться, и даже разговаривать…
Распахнув глаза, Клавдия осмотрелась, не сразу сообразив, где находится, в каком состоянии и что с ней вообще происходит: она все еще была там, в неприятном, плотном тумане, ей просто стало легче, прошел какой-то неожиданный приступ или?..
Дома!!! Боже мой, она дома! Какое счастье! Никакого тумана, никакого сковывающего ужасом приступа, парализовавшего сердце и дыхание, и никакого уходящего в небытие незнакомца – все это было сном, просто сном, только ночным бредом.
Господи, какое счастье!
А напугавший ее страшный ночной кошмар медленно разжимал тиски своих холодных, влажных черных лап, в которых все еще держал свою жертву, вынужденно ослабляя захват и неохотно отпуская, подчиняясь силе яви, неумолимо уничтожающей всякую ночную нечисть.
– О господи… – произнесла, выдохнув с неимоверным облегчением, Клавдия, полностью возвращаясь в реальность.
Закрыла глаза и потерла лоб, ощутив на пальцах легкую холодную испарину. Кошмар стремительно отступал, унося с собой в черноту ночи, ставшей уже вчерашней, бурю пережитых чувств и эмоций, и настолько сильно напугавшую ее убийственную беспомощность перед обстоятельствами, и ощущение животного страха и безысходности…
– Приснится же такое! – посетовала-пожаловалась Клава, обессиленно откинувшись назад на подушку.
Глубоко, на всю полноту легких вдохнула и медленно, длинно выдохнула, окончательно освобождаясь от пережитых страхов и беспомощности.
