нежданным гостям был не слишком рад.
– Не те времена нынче, чтобы из Руси к нам ездить, – были его первые слова.
– Что-то случилось, досточтимый? – удивился Воронин.
На это великий визирь просто махнул рукой, а затем обо всем подробно расспросил. Когда же узнал, что будущее посольство Бековича будут охранять несколько тысяч солдат, помрачнел:
– Речь ваша сладка, но в ней меньше силы, чем у соломы. Зачем такая охрана мирному послу?
– От разбойных людей, которые немало бродит на окраинах наших царств, – дипломатично ответили Воронин со Святовым.
– Мы и сами можем послать батыров, чтобы охраняли досточтимого князя! – парировал Кулун-бай. – Стоит ли мучать ваших аскеров таким тяжелым путешествием?
– Увы, мы лишь посланцы посла, – деликатно ушли от ответа Воронин со Святовым. – Князь Черкасский просил нас лишь передать вашему величию свои пожелания в здоровье и процветании. Мы сие исполнили. Теперь пора и в путь обратный.
– Э, нет! – недобро усмехнулся визирь. – Времена нынче в степях, сами говорите, неспокойные, да и метели снежные. Поэтому лучше подождете вашего князя у меня. И вы целее будете, и я спокоен.
Посланцы нервно переглянулись, понимая, что отныне становятся заложниками.
– У бегущего вора одна дорога, у тех, кто за ним гонится, – тысячи! – уже совсем иным тоном завершил беседу великий визирь. – Вас будут сытно кормить и сладко поить! По крайней мере пока…
Дорогие подарки, впрочем, Кулун-бей с удовольствием принял и письмо от Бековича обещал хану передать. Сам же гонцам было велено из его дома никуда не выходить и сидеть под запором.
Единственно, с кем удалось встретиться Воронину со Святовым, – это с калмыцким послом Ачиксаеном-Кашкой. Тот сообщил русским, что в городе неспокойно, а русских все клянут и грозят войной. Сам же Аюка враждовать с Хивой, в отличие от Бековича, не желает, а потому и прислал к хану своего посла, чтобы договориться о вечном мире.
В неведении минуло две недели. Но когда Воронин заикнулся при встрече Кулун-бею, будет ли ответ на привезенное письмо, тот разозлился и велел приставить к русским стражу.
– Ну все, кажись, мы теперь уже даже не аманаты, а арестанты! – сокрушался Воронин. – Коль один басурманин кавказский шлет письмо другому басурманину заморскому, то за что нам, людям православным, от сего страдания принимать?
– Не будем злить судьбу, – невесело усмехнулся Святов. – По крайней мере, пока кормят и руки не выламывают.
После этого оба предались страстной молитве за спасение из рук агарянских.
Между тем приставленный к гонцам старший стражник-мехмандр открыто вымогал подарки, грозя в противном случае кормить отбросами.
– Ты у нас смотри, – стращали его наши. – Сразу расскажем хану и визирю!
На что мехмандр плевался нехорошо:
– Я никого не боюсь, ни хана, ни Кулун-бея,
