Гуебос могучим рывком сорвал дульцимер с ремней и со свирепым рыком обрушил его на макушку Кикосеца. Схватил обмякшего певуна за грудки, врезал ему кулаком в нос и вышвырнул из “Синего рога”, нимало не смутившись отсутствием стен.
– А теперь слушай сюда, сопляк, – сказал Гуебос, засунув большие пальцы под пряжку ремня и расставив ноги. – Нет “логично” и “нелогично”, а есть “хочу” и “не хочу”, “могу” и “не могу”, и один хороший удар завсегда вернее тысячи слов. А сейчас, Пердокрылый, мне захотелось врезать по твоей пустой башке, потому что ты меня сильно взбесил, чего я настоятельно рекомендую никому не повторять. И у меня получилось. Логично? Логично.
И Гуебос Глазутый отвернулся продолжить прерванное общение с остальными.
У Кикосеца всё расплывалось и темнело перед глазами. Оказывается, призраки очень даже ощущали боль. Бард глухо мычал и ослепшим и покалеченным насекомым ползал по земле неровными кругами. Наконец, ему удалось подняться на ноги и он, сутулый и жалкий, держась за страшно гудящую от боли голову, шатаясь, побрёл куда-то наугад. Никто ещё так не унижал его и не избивал. И никто, никто не заступился.
Хейзозер проникся глубочайшей жалостью к несчастному барду. Он, конечно, хам, но зачем же так избивать?! И гитара расквасилась. Или как эта штука называется? Как он будет играть свои песни, новую-то уже не достанешь.
Пока Хейзозер снедался кручиной, голубоватые ошмётки мелко задрожали, как пудинги на столе психованного повара, потянулись к проломленному корпусу инструмента и с магнитной меткостью попрыгали в разломы и дырки, залепляя их собой. Гитару как бы замазывали универсальным восстанавливающим веществом. Не прошло и минуты, как она полностью зализала раны и, как ни в чём не бывало, целёхонькая, поехала по бледно-сиреневой траве, будто санки покатились по льду. Хейзозер догнал её, подхватил и направился туда, куда тянулся гитарный гриф, а тянулся он к своему владельцу, потерпевшему сокрушительное фиаско.
Увлекаемый слабо рвущейся из рук гитарой и восхищённый её преданностью, Краснощёк следовал зову инструмента, как следует хозяйка зову своего огромного пса, которому вдруг приспичило свернуть с парковой дорожки и ткнуться носом в самую наимерзейшую, самую наигнойнейшую, самую наивонючейшую мусорную кучу в беспардонной истории парковых куч мусора… Предыдущее предложение никоим образом не намекает смутно, что Кикосец Ветрокрылый наимерзейший, наигнойнейший и наивонючейший. Никоим. Бывали барды и погнильше. Зачастую таких бардов рано или поздно находили по утрам в ранее упомянутых зловонных мусорных кучах, преимущественно, паркники.
Паркники, кажется, рангом повыше дворников, но пониже площадников. А ещё есть лестничисты, закоулочи, тупильщики, арочи, мостники, брусчники, дорожельщики, тропинные, комнатушники и пердонаристы. У уборщиков, надо заметить, весьма сложная и строгая иерархия с запутанной для непосвящённых системой знаков отличия, наград, уставов и ежемесячных постановлений. До того дошло, что нанять
