под радостный смех всей семьи, словно привет с Родины. Из Москвы и Ленинграда.
А тут прибывают они живьём! Сам Жванецкий! Сам Карцев! На причал и дальше в заманчивый город наша группа писателей сходила с «Шопена» последней. Провожая своих в неведомый мир и выдавая каждому его паспорт, я всё повторяла: «Вы совершенно свободны. Ну совершенно». И, вспоминая московские назидания и приказы, добавляла: «Хотя старайтесь гулять по двое, по трое. Главное, чтобы к отходу лайнера все были на корабле».
Встречающие атташе и соцработники принимали их как королей. Заодно и меня, как сбоку припёку. Старались по возможности показать ценности нового мира, но не всегда получалось. А вот угостить, накормить-напоить – это да. А главное, все эти атташе и дипсоветники, набившись в кабинет для приёмов, жадно, взахлёб слушали его бесценные миниатюры. А Миша доставал их из своего знаменитого старенького портфеля, как фокусник. Как зайцев из шляпы.
А главное, в конце встречи в качестве подарка нас, «хомо советикус», везли в какое-нибудь «тайное» место на окраине города. В какой-то закрытый склад-«распределитель». (Вроде как в Москве всем известная секция номер двести в ГУМе.) Склад дефицитных товаров, только для спецобслуживания, для вип-персон или для моряков. Там купить можно было всё. И по самой низкой, невероятно твёрдой цене. Так в Марселе мы и попали в такой райский склад-хранилище.
Торговый зал был похож на ангар со стойками и полками от пола до потолка. Тут было то, чего мы дома даже не видели. Промтовары, хозтовары, продтовары. И все эти манящие запахи и съестного, и несъедобного колыхались вокруг нас в причудливой смеси. Вот он, загнивающий капитализм!.. Но как пахнет…
И мы словно бы плавали в нём, поднимаясь и опускаясь среди складских полок этого немыслимо-райского реального дефицита. Бери что хочешь, покупай – не хочу… Возможно, именно эти впечатления после таких ошеломляющих посещений и стали основой написанной Мишей великолепной миниатюры «На складе». (Её блестяще играют Карцев и Ильченко. Только это будет гораздо, гораздо позже.)
Нам хотелось купить буквально всё. И джинсы Levis, и кроссовки Puma, и испанский хамон, и горные лыжи, ливанские ковры, французскую косметику, парфюм – «Шанель», «Диор», даже китайский фарфор и чай… Глаза попросту разбегались. Вот оно, «счастье-то» – «жвачка, джинсы, рок-н-ролл». Но мы, совки, старались делать вид, что этим нас не возьмёшь. «У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока». А что нас «взяло», так это дублёнки. На это денег у нас как раз хватало, даже оставалось на мелочи. Ряды рыжих дублёнок, запаянных в плёнки. С белыми меховыми воротниками и манжетами. Их, мягкие, можно было выбирать, мерить, оценивать. Вот тут уж нас было за уши не оторвать. Мы мерили их и на высокого Мишу, и на низкого Рому, и на меня, поскольку я покупала дублёнку для мужа (однако потом в Москве выяснилось, что они оказались монгольскими). И мой муж-художник много лет потом носил этот подарок.
Но не только
