Артисты выходили на поклон.
Шум рукоплесканий всё еще звенел в ушах, когда Павел очутился на большой площади перед театром. Подставив разгоряченное лицо ветру, он по детской привычке ловил ртом снежинки, которые падали из ночной черноты, кружась в неслышном вальсе. У выхода для артистов собралась порядочная толпа, тут же стояли три нанятых извозчика с запряженными тройкой санями. Вот толпа загомонила; Пестель посмотрел туда. Вышел Яковлев, его подняли и на руках отнесли в первые сани. Он встал в них, обернулся, снял шапку, картинно поклонился, разведя руки в стороны. Павел случайно встретился с ним взглядом. Одутловатое лицо немолодого уже актера показалось ему глубоко несчастным, он словно отправлялся на казнь. Но тотчас это выражение сменилось маской циничного равнодушия к собственной участи. Трагик воздел руку вверх и выкрикнул что-то удалое (похоже, он уже успел опрокинуть стаканчик в гримерке). Разразившись смехом, толпа принялась грузиться в сани. Лошади рванули с места, тройки унеслись в в темноту, исчезнув в мельтешении снега.
На улицах и набережных, примыкающих к площади перед дворцом Тюильри, образовалась страшная толкучка из людей и экипажей. Некоторые дожидались в каретах по два часа, сидя впотьмах, пока наконец часы не пробили десять и для экипажей не открыли решетку. Дамы в декольтированных платьях из тюля и ажурного атласа, украшенных гирляндами искусственных цветов, поднимались по мраморной лестнице, блистая бриллиантовыми колье и драгоценными камнями в волосах.
Театральный зал превратили в бальный; напротив оркестра установили помост для императора и его семьи. Камергеры проверяли пригласительные билеты, указывая дамам места на четырех рядах банкеток, расставленных вдоль стен. Не представленные ко двору не имели права участвовать в танцах, их отсылали в ложи – увы, не рассчитанные на полторы тысячи человек.
В одиннадцать часов гудение в зале смолкло, как по волшебству: появился император. Он был в красном фраке с золотым шитьем, белых штанах до колен и таких же чулках, с бархатной круглой шапочкой на голове; с ним под руку шла императрица в белом платье с широкой серебряной каймой, поверх которой были прикреплены букеты из розовых роз и бриллиантовых колосьев. Бал начался.
По своему обыкновению, Наполеон обходил ряды гостей, беседуя с некоторыми из них о делах, пока Мария-Луиза танцевала контрданс с маршалом Бертье. Голландская королева Гортензия де Богарне составила пару с гофмаршалом Дюроком, супруга маршала Даву – с генералом Нансути. Посвященные обменялись понимающими взглядами: согласно этикету, установленному самим императором, в третьей паре кавалером должен быть обер-шталмейстер; замена Коленкура могла означать лишь одно: Наполеон им недоволен, это опала. В числе приглашенных был русский посланник князь Куракин; Наполеон прошел мимо него, не удостоив ни слова, ни взгляда.
После контрданса началась кадриль, для которой младшая сестра Наполеона, Каролина Мюрат, королева Неаполитанская, отобрала самых хорошеньких фрейлин и самых ловких придворных
