тоном и подошел поближе. Том заметил, как вся его высокая, плотная фигура сосредоточенно напряглась. – Сколько ей лет?
– Приблизительно четыре года, – ответил Том абсолютно правдиво.
– Простите за нескромный вопрос: сколько вы за нее заплатили?
– Четыре тысячи фунтов. Еще до девальвации. В долларах примерно одиннадцать тысяч двести.
– Мне очень нравится, – кивнул Мёрчисон. – И видите, тот же фиолетовый цвет. Правда, немного, но смотрите сами. – Он указал на нижнюю часть кресла. Картина висела высоко, и камин мешал Мёрчисону дотянуться до нее, но Том все равно понимал, какой именно фиолетовый мазок он имеет в виду. – Чистый кобальт фиолетовый. – Мёрчисон вернулся к «Красным стульям» и стал разглядывать картину с расстояния в десять дюймов. – И тут она же, а картина гораздо старше.
– Так вы думаете, «Человек в кресле» – подделка?
– Да. Как и мои «Часы». Другое качество. С «Красными стульями» не сравнить. Качество – это свойство, которое не определишь с помощью микроскопа. Но оно чувствуется в картине со всей несомненностью. И так же несомненно, что здесь чистый гобальт.
– Но это может означать, – возразил Том невозмутимо, – что Дерватт попеременно использует чистый кобальт и ту смесь, о которой вы говорили.
Мёрчисон, нахмурившись, покачал головой:
– Я так не думаю.
Мадам Аннет вкатила сервировочный столик с чайными принадлежностями. Одно из колес слегка поскрипывало.
– Voilà le thé[23], мсье Тоом.
Мадам Аннет приготовила к чаю плоские пирожные с коричневой глазурью. Они были еще теплые и издавали запах ванили, похожий на аромат роз. Том разлил чай.
Мёрчисон опустился на диван. Казалось, он даже не заметил, как входила и выходила мадам Аннет. Он, как зачарованный, не отрываясь смотрел на «Человека в кресле». Затем он перевел взгляд на Тома, поморгал, улыбнулся, и лицо его опять приняло приветливое выражение.
– Вы мне, наверное, не верите. Это ваше право.
– Я не знаю, что сказать. Что касается качества, то я действительно не вижу разницы. Может быть, я недостаточно в этом разбираюсь. Если вы покажете свою картину эксперту, то я доверюсь его мнению. Кстати, можете взять в Лондон и «Человека в кресле», если хотите.
– Да, разумеется, я хотел бы. Я дам вам расписку и даже застрахую ее для вас, – добавил Мёрчисон со смехом.
– Об этом можете не беспокоиться. Она застрахована.
За чаем Мёрчисон стал расспрашивать Тома об Элоизе – чем она занимается, есть ли у них дети. Детей нет. Элоизе двадцать пять лет. Нет, Том не думал, что иметь дело с француженками труднее, чем с другими женщинами, но они твердо знают, что к ним следует относиться с уважением. Эта тема быстро иссякла, поскольку каждая женщина хочет, чтобы к ней относились с уважением, и хотя Том знал Элоизу очень хорошо, он не мог выразить словами, чем она отличается в этом отношении
Вот и чай
