что происходило за эти секунды, походило на пробуждение лунатиков, если наблюдать за ними со стороны. И еще это было немного жутковато. Но самая жуть началась потом: Хикори улыбнулся мне.
– Нам будет очень грустно расстаться с этим местом, – сказал он. – Пожалуйста, поймите, что мы провели здесь всю свою сознательную жизнь. То, что мы здесь испытали, глубоко врезалось в наши чувства – наши и каждого представителя народа обинян. Мы благодарны вам за то, что вы позволили нам разделить с вами эту жизнь.
– Нам это было приятно, – ответил я.
Было похоже, что обиняне просто-напросто решили провести с нами совершенно тривиальную сентиментальную беседу.
– Вы говорите так, будто собираетесь покинуть нас. Но я-то думал, что поедете с нами и дальше.
– Мы поедем с вами, – продолжил Хикори. – Дикори и я, мы оба хорошо осознаем всю тяжесть доставшегося нам бремени – общения с вашей дочерью и передачи впечатления всем остальным обинянам. Это порой бывает немыслимо тяжело. Видите ли, мы не можем надолго оставлять наши имплантаты включенными. Слишком велико эмоциональное напряжение. Имплантаты далеко не совершенны, и нашим мозгам из-за этого приходится несладко. С нами происходит… это нечто вроде сильнейшего перевозбуждения.
– Я этого не знал, – несколько растерянно произнес я.
– Нам не хотелось обременять вас этой информацией. К тому же вам было совсем не нужно этого знать. Мы все организовали так, чтобы вы оставались в неведении. Но недавно и Дикори, и я обнаружили, что, когда мы включаем имплантаты, нас сразу же захлестывают эмоции – относящиеся к Зои, к вам и к лейтенанту Саган.
– Сейчас у всех нас напряженное время, – заметил я.
Обинянин снова ответил улыбкой, еще более ужасной, чем первая.
– Прошу меня извинить, – сказал он. – Я выразился неясно. Наши эмоции – это не просто неопределенное волнение из-за отъезда из этого места или с этой планеты и не возбуждение или нервозность, связанные с путешествием в новый мир. Это совершенно определенное переживание. Это беспокойство.
Последнее слово он произнес с ударением.
– Я думаю, что у всех нас есть основания для беспокойства… – начал было я, но тут же умолк, увидев на лице Хикори новое выражение, какого никогда прежде не замечал: Хикори выглядел раздраженным или, возможно, расстроенным моей тупостью. – Прошу прощения, Хикори. Продолжайте, пожалуйста.
Он с минуту стоял неподвижно, как будто обдумывал что-то, а потом резко повернулся и принялся совещаться с Дикори. Я между тем думал, что никогда еще имена персонажей старинного стишка, которые маленький ребенок шаловливо дал этим существам несколько лет назад, не подходили им до такой степени.
– Прошу простить меня, майор, – в очередной раз извинился Хикори, вновь обернувшись ко мне. – Очень жаль, что я высказываюсь настолько невнятно. Нам очень
