потом на сапоги, явственно ощутив слабую непрерывную вибрацию.
Слышишь меня, Эоло? Теперь слышишь?
Я взываю к тебе.
Для меня и мне подобных любые истории чреваты последствиями. Я должен либо говорить чистую правду, либо воплощать сказанное в реальность, иначе меня постигнет кара. К примеру, можно без опаски сказать: «Некий юноша ехал хоронить отца и вступать в наследство, однако обстоятельства сложились иначе». Уверен, такое случалось неоднократно, ведь умирающие отцы и наследующие им сыновья в мире не редкость. Но чтобы двигаться дальше, необходимы детали – конкретные поступки конкретных людей, влекущие за собой конкретные последствия, – и вот тут по незнанию легко согрешить против истины. Для меня безопаснее излагать только проверенные факты. Либо обобщать. Либо присовокуплять в начале: «Слыхал я вот какой сказ», перекладывая тем самым всю ответственность на первоисточник, чьи речи я передаю слово в слово.
Так о чем поведать? Слыхал я, жили-были два брата, и первый мечтал отобрать все, чем владеет второй, – любой ценой.
А еще слыхал про узника в башне.
А еще – про героя, пожертвовавшего собою ради друга.
Впрочем, есть у меня на примете история, ее и расскажу – без утайки.
Мое первое воспоминание – вода. Она повсюду, напирает со всех сторон, давит необъятной толщей. Тьма чередуется с тусклым колеблющимся светом. Махровые, похожие на цветы существа облепили океанское дно, их стебли колышутся в потоке, очищая воду для крохотных проплывающих мимо созданий. Рыбы с массивными, в броне из костяных пластин головами и алчущими пастями. Шустрые ракоскорпионы и трилобиты, спиральные раковины аммонитов. В ту пору я не знал этих мудреных слов, не знал, что свет, когда он вспыхивает, идет от солнца и есть что-то, помимо вездесущей, всепоглощающей воды. Я только постигал – без суеты и порицания.
Разумеется, мир существовал и за пределами подводного царства. Воздух, суша, голые камни, кое-где поросшие мхом, и крохотные, без единого листочка растения. Позже появились деревья, папоротники, полчища проворных обладателей экзоскелета, скорпионы, пауки, сколопендры, а со временем к ним присоединились рыбы, чьи пращуры выбрались из океанских глубин. Я не разделял их стремления к перемене мест и их любознательности. Не терзался вопросами.
Вероятно, я возник задолго до самых ранних воспоминаний, однако утверждать не берусь. Постепенно трилобиты исчезли – случилось это после землетрясения, пошатнувшего океанский рельеф и взбаламутившего спокойные воды вокруг меня. Затем все надолго погрузилось в ледяной мрак. Покрытые костяной броней рыбы вымерли, и под водой воцарились зубастые обладатели чешуи. Минуло немало времени – не знаю сколько, никогда не пытался подсчитать, но, судя по накопленному впоследствии опыту, прошло не одно столетие, – океан начал мелеть и мелел, пока я, не приложив к тому ни малейших усилий, не очутился на суше.
