экраном ко мне, там ползли туманные контуры знакомых частей тела: таза, ребер, плеч и черепа. Хоть я и не был хирургом, ничто из этого не выглядело искусственным даже при самом высоком разрешении сканера. Мозг не нарушали никакие имплантаты, на теле отсутствовали следы травм.
Киргиу вновь провела сканером вдоль туловища пассажирки.
– Стоп! – сказал я. – Я что-то заметил. Проведи немного назад, вокруг грудной клетки.
– Что ты заметил? – спросила Киргиу.
– Не знаю. Что-то сплошное, где-то в груди. Какое-то уплотнение, вроде имплантата. Размером примерно с кулак. Похоже на искусственное сердце.
– Там ничего нет, Мигель. – Она поводила сканером в интересовавшей меня области. – Кости, мышцы, легкие, сердце. Обычные ткани, обычные органы. Ничего механического.
– Клянусь, я что-то видел.
– Сканер все записывает. Я воспроизведу. Отмотать на тридцать секунд?
– Думаю, вполне хватит.
Киргиу снова пустила воспроизведение. Я не сводил глаз с экрана, пока мы не добрались до того момента, когда Киргиу по моей просьбе вернула сканер к грудной клетке.
– Там ничего нет, – осторожно повторила она, ожидая моих возражений.
Но сказать мне было нечего – я тоже видел запись, и в ней не обнаружилось ничего необычного.
– Хотя я смотрю через окно, – заметил я. – Может, какое-то отражение или игра света.
Женщина в маске с сомнением кивнула, возможно полагая, что на мне все еще сказываются последствия пережитого.
– Чтобы завершить все анализы, потребуется несколько часов. Но, с учетом соблюдения всех обычных гигиенических мер, не вижу причин не будить ее, если ты готов к встрече.
– Я готов.
– Хорошо. Скажем, через полчаса?
Между врачами возник просвет, и я впервые увидел пассажирку не через разделявшее нас зарешеченное окно в ее капсуле. Она показалась мне маленькой, бледной и хрупкой без металлической брони, непроницаемой для жара, холода или вакуума. Как и все мы, она была человеком – чрезвычайно уязвимым существом.
– Будьте с ней поосторожнее, – сказал я.
Кантор уже подготовил главный стол с увеличенным изображением окрестностей в радиусе двухсот километров. При таком разрешении Солнечный Дол был как жирный отпечаток пальца – скопление из двадцати пещер на глубине от двухсот до шестисот метров. От поселения расходилось около десятка радиальных линий длиной от пяти до двадцати километров – проложенные с немалым трудом тоннели к реакторам, ангарам для шаттлов и наружным шлюзам. Дальше никаких подземных сооружений не было, лишь станции дистанционного наблюдения, рельсотронные установки и паутина кабелей, соединявших отдаленные датчики и оружие со Святилищем.
Кантор отметил зелеными призмами находившиеся в пределах этих двухсот километров сейсмофоны, включая те три, которые уловили повторяющийся сигнал.
