Шешеля принадлежали и ему тоже, – я об этих гонках фильм снимал. На войне Шешель прославился как воздушный ас.
– Я, знаете ли, в гимназии за гоночными соревнованиями следил. Мы брали большой лист бумаги, расчерчивали его на графы, писали фамилии гонщиков и места, которые они занимали на тех или иных соревнованиях. Я помню Шешеля и по тем временам. Читал о его военных успехах. Очень хорошая кандидатура. Как вам удалось его найти?
– О, это мой секрет. Итак, до завтра. Буду вас ждать.
– До завтра.
Когда он положил трубку, на лице его появилось мечтательное выражение, а взгляд уставился на противоположную стену, точно за спиной у него стоял проектор и вместе с солнечными лучами в окно вливались кадры из его еще не поставленного фильма. Но войди кто сейчас в кабинет Томчина и посмотри они на стену, ничего кроме старых, уже начинающих желтеть плакатов не увидели бы.
Нос уловил аромат пирожных, пропитавший уже весь воздух. Он въелся в стены и плакаты, как приторные духи. Желудок тут же забурлил, как гейзер, соками разъедая слизистую оболочку.
«Хочу».
Пирожные чуть засохли. Томчин выхватил из коробки первое попавшееся, но сжал его слишком сильно и перепачкался, когда брызнул крем. Томчин размазал немного крема по губам, стал слизывать его языком, как лягушка, ловящая муху или комара, потом с аппетитом облизал пальцы. Хорошо, что его никто не видел. Он не мог остановиться, пока коробка не опустела. Он заглянул в нее, прошелся пальцами по ее дну, подцепив большой кусок крема, слизнул его, а потом вытер губы тыльной стороной ладони. Крем остался везде. Томчин стер его полотенцем. На нем появились жирные пятна. Приник к графину. Пил не отрываясь мощными глотками, а кадык в это время ходил, как поршень, точно это именно он и заталкивает воду внутрь. Его мучила такая жажда, словно он только что выбрался из угольной шахты, где работал несколько часов.
После звонка Томчина Шагрей понял, что как минимум половина бессонной ночи ему обеспечена. Он мерил свою комнату, прохаживаясь из угла в угол и дожидаясь, когда же наконец глаза начнут слипаться, а тело просить положить его в мягкую кроватку.
Он не считал себя натурой впечатлительной, коих может лишить сна и незначительное происшествие, а после полугода, проведенного на турецком фронте, и вовсе мог спокойно спать, совершенно не обращая внимания на свист пуль да уханье взрывов. Редкими они были оттого, что турки испытывали нехватку боеприпасов. Они их берегли. Но русские, затеяв очередное наступление, продвигались столь стремительно, что турки просто не успевали опорожнить свои склады, и русским они доставались заполненными на три четверти.
Это была его не первая бессонная ночь. Предыдущие помимо стопки листков с расчетами, свернутых рулонами чертежей и схем, которые стояли во всех углах комнаты, точно маленькие дети, сосланные туда за какие-то проступки слишком строгим родителем, окрасили его кожу в бледные тона, щеки начинали вваливаться, глаза же, напротив, слишком выпирали из черепа.
