в человеческом уме в той же последовательности, в какой они исходят от первых основ в самой природе.
Искусство счисления
Оно происходит из простого сложения и разложения чисел. Его основная форма, как уже сказано, собственно, следующая: один и один равняется двум, и один из двух остается один. И каждое число, как всегда оказывается, есть само по себе не что иное, как средство сокращать эту существенную первоначальную форму всякого счисления. Но важно то, что знание основной формы числовых отношений не ослабляеются в человеческом уме этим средством, сокращающим счисление, а тщательно и глубоко запечатлевается в нем посредством тех форм, в которых это искусство преподается, и всякий прогресс в этом искусстве основывается на достижении одной цели, именно на получении глубоко западающего в человеческий ум знания реальных отношений, составляющих сущность всякого счисления. Если же этого нет, то даже самое главное средство получить ясные понятия унижается до степени игры нашей памяти и воображения и так становится бессильным в достижении своей главной цели.
Иначе и быть не может; если, напимер, мы только наизусть учим: 3+4=7 – и затем на этих 7 будем основываться, как будто на самом деле знаем, что 3+4=7, то мы будем обманывать самих себя, потому что внутренняя правда этих семи не в нас, так как мы не знаем материальной основы, которая одна только может сделать для нас истиной это пустое слово. То же самое бывает во всех отделах человеческого знания. И черчение, вследствие того что не примыкает к измерению, из которого оно возникает, теряет свою главную внутреннюю правду, при помощи которой оно только и может возвысится до степени средства, приводящего нас к ясным понятиям. <…>
Письмо десятое
Друг! Следует отличать наблюдение, рассматриваемое как тот пункт, от которого исходит обучение, от искусства наблюдения, которое есть учение об отношениях всех форм; как общая основа всех трех первоначальных средств обучения оно предшествует искусству наблюдения так же, как искусству счисления и речи. Если рассматривать наблюдение в противоположность искусству наблюдения, отдельно и само по себе, то оно окажется, с одной стороны, простым появлением внешних предметов пред нашими чувствами, а с другой – простым возбуждением сознания тем впечатлением, которое они произвели; этим природа начинает всякое обучение; им пользуется младенец, оно дается матерью; но искусство ничего не сделало, чтобы в этом отношении идти наравне с природой. Напрасно пред его глазами было прекраснейшее зрелище – мать, показывающая мир своему ребенку; оно ничего, ровно ничего не связало с этим зрелищем на пользу народа[11].
Я хочу, любезный Гесснер, выписать тебе относительно этого пункта одно место, которое уже год тому назад было исторгнуто у меня мыслью о нашем вышеупомянутом искусстве: «С того мгновения, когда мать берет ребенка на руки, она учит его, делая доступнее его чувствам все то, что природа предлагает
Рассуждения Песталоцци об организации впечатлений ребенка перекликаются с одним из самых проблемных вопросов современного воспитания: с какого возраста ребенка можно допускать к компьютеру и сколько времени он может за ним проводить. Некоторые родители считают, что эти занятия развивают наблюдательность. На самом деле из-за ярких, часто неестественных цветов на мониторе, ускоренной подвижности персонажей дети теряют возможность изучать реальный мир, который после знакомства с электронным кажется скучным, неэмоциональным и неинтересным. Такие дети вырастают гиперактивными, им трудно сосредоточиться, контролировать свою деятельность, целенаправленно анализировать события, явления, предметы. Хотя они быстро запоминают сообщаемые им сведения, возникают проблемы с примением своих знаний в практической деятельности.
