Лиды, как назло, где-то с неделю был на танковых учениях в области, и связаться с ним хоть как-нибудь совершенно не было никакой возможности. На матери же исчезнувшей вовсе лица не было, и всё время, пока во дворе разворачивалась кипучая деятельность, Антонина Николаевна (так её звали) сидела на лавочке возле палисадника и курила одну сигарету за другой, отрешенно оглядываясь на резкие выкрики соседей так, будто бы она смотрела плохое телевизионное мыло про чужое горе на сон грядущий.
Каково было моё удивление, когда следующим утром я обнаружил себя сидящим в дачном автобусе в окружении своих родителей, соседей и всех знакомых мне жителей соседних дворов и окрестностей. Даже ПодайПатрон тащился за нами на своём ведре с болтами, прихватив с собой за компанию свою Мусю и бомжиху Катрин. Мама попросила проверить меня батарейки в фонарике, и я устало вертел его в руках, в который раз проклиная Лиду и ребят за испорченный день.
Пройдя километр по просёлочной дороге, мы где-то с получаса прождали возле наспех сооружённого шлагбаума палаточного городка спасателей, пока к нам не вышел еле стоявший на ногах от изнеможения и бессонницы деревенский участковый. Тот, встретив нас, однако нашёл в себе силы похвалить собравшихся на активную гражданскую позицию, проинструктировал каждого о правилах поведения при поисково-спасательных операциях, дал каждому по жёлтой светоотражающей жилетке, а после подвел к наскору руку наклеенной на доски карте, где в подробностях рассказал про участок, который мы должны будем за сегодня пройти. И вот где-то через час инструктажа я уже вышагивал в сцепке со всеми, рядом с моей мамой и доктором Трусиком, отмахивающимся от палящего зноя и мух своей смешной панамой.
Километр, а за ним ещё один, и так без конца и края. Расцарапанные ветками, уставшие, пропитанные потом, искусанные комарами и по колено в грязи мы облазили все ямы, буреломы, косогоры, поля, обрывы, речную пойму, и всё без толку. Лиды нигде не было. Даже собаки, выписанные из города, никак не могли взять след и кружились вокруг лагеря, скуля и поглядывая на своих хозяев. Так мы и вернулись обратно в город, провожаемые калейдоскопом звука ленивого лая овчарок да стрекота предвечерних цикад. Да, последний день лета был безнадёжно испорчен.
Уже поздним вечером, потряхивая мусорным ведром в такт звучащей у меня в наушниках мелодии, я вышел из дома, наслаждаясь оставшимися мне крохами свободных от школы и уроков минут. Листья на клёнах впитывали скудные остатки зелени, синички оклёвывали сочные грозди свисающей на проезжую часть рябины. В самом же дворе, подсвеченным тусклой лампой фонарного столба, вовсе отсутствовало какое-либо движение, не было слышно ни единого звука точно весь окружающий меня мир погрузился в торжественный вакуум космоса. И только музыка прорезалась сквозь статику момента, убаюкивала полукружием гитарных партий и звоном литавр, вытягивала всю тревожность, чтобы затем зайти мне за спину и, положив свои нежные руки мне на плечи,
