мира в котором я должен был жить но почему то не попал туда. Я помню что сидел на лавке в небольшом сквере и мне казалось: я на краю пропасти за которой находится прекрасный мир и до которого мне не допрыгнуть. Пропасть эта была бездонной и бескрайней, поэтому я был с краю и не с краю, и не в центре, не на дне и не на поверхности, даже не в пропасти и не вне её. Смерть отца усилила ощущение бездны.
Батюшка Михаил сказал мне тогда, ещё, что: я не прав и Бог дал нам опору. Этой опорой является религия и вера в Его воплощение. Исполнение заповедей которых он нам дал является путём к умиротворению душевной бури. Победой над унынием и депрессивной тоской. Вера в Бога и осознание Его присутствия освободит меня от ощущения бездны в душе. Батюшка говорил, что пропасть, это ощущение первородного греха и собственной греховности. Он говорил о том, что только живое Богообщение может избавить от этого.
– Ходи в храм, исповедуйся, участвуй в других таинствах и Бог будет с тобой.
Я ему не поверил. И абсурдом казалось мне то что всё человечество расплачивается за совершенное когда то очень давно двумя из нас. Но об этом я не сказал. Тем более я знал как легко отец Михаил отпускает грехи отцу потому что тот жертвовал на его приход большие деньги. Я знал это и некоторые другие моменты, мне не верилось, что отец Михаил причастник живого Богообщения. А раз он сам не знает о чём говорит, то и нечего его слушать.
Позже я вообще стал оставлять подобные рассуждения. Я разжёг в своей пропасти большой костёр и под пьяные волынки вакханок пытался поймать в кулак солнечного зайчика который постоянно оказывался снаружи сжатых мною ладоней. На экономическом факультете религиозная проблематика не беспокоила меня, а с Лис моей похотливой вакханочкой я полностью забыл про подобные рассуждения, и в бешеной пляске под руку с Вакхом я продолжал падать в низ не находя опоры.
До поступления в школу, в самый канун первого сентября мы с моим тогдашним товарищем подожгли сторожку старика Мурата, охранявшего въезд в наш посёлок. Он едва успел выскочить, а нам было интересно как взорвётся газовый баллон. Баллон бабахнул, да так что от сторожки осталась только яма, а старый Мурат, похоже, окончательно оглох на правое ухо. В общем мы остались довольны результатом.
Я поступил в первый класс и отец в честь этого устроил огромный салют. Разноцветные пороховые бабочки восхищали меня, я прыгал от радости и думал: что ничего красивее больше в жизни я не увижу. Школьные годы: жалобы учителей, походы родителей в школу, но при этом меня никто не разу в серьёз не наказывал. Год за годом и течение жизни становилось всё более однообразным в силу повторения сюжетов. Казалось дно пропасти, где-то близко. И вот как гром с неба смерть отца, сразу всё пошло по-другому. Я в закрытом колледже и не, потому что мама меня не любила. Скорее наоборот, она просто не знала, что со мной делать.
В университете я прожигал наследство отца на свои прихоти, а мать на любовников.
В жизни любому моему проявлению сопутствовал праздник.
