style="font-size:15px;"> – Хорошо-хорошо. Но у меня сейчас совсем нет времени. Может ли подойти другой родственник?
– Вам нужно найти время и подъехать в больницу.
– Ах да, это ведь нужно для раздела имущества с детьми. Скоро буду, – и повесила трубку.
После этого телефонного разговора на душе стало как-то мерзко. Мы тут бьёмся каждую минуту за каждого больного, а там никого особо не волнует, был человек или не был. Если больной не нужен своим родным, кому он вообще нужен?
Мой отец умер от рака лёгких. Диагноз поставили, когда уже ничего нельзя было сделать. Множественные метастазы в головной мозг и органы брюшной полости. Когда мама сказала: «У папы рак», во мне всё перевернулось. Я никак не мог принять, что конец человеческой жизни так неминуем и близок. Наша семья в тот момент нуждалась в помощи, как никогда. Но мы ни у кого ничего не просили. Предпочитали молчать. Папу отказались лечить: проводить химиотерапию, госпитализировать… Как так? Я, врач, не смог ничего сделать для родного отца. Медицина, в которую я так неистово верил, отвернулась от моей семьи. Неужели простой рабочий человек не заслуживает хотя бы попытки помочь?
В большинстве случаев в подобных ситуациях больным нужна психологическая поддержка. Поэтому реабилитация нужна не только людям, победившим рак, но и пациентам, которым отказали в медицинской помощи. Наверно, есть такие проекты и отчеты о том, что где-то на краю земли проводят подобные мероприятия. Но в большинстве случаев в реальной жизни больной остается со своей болезнью один на один. Сейчас всё подчинено алгоритмам и стандартам, в которых многим больным просто нет места. У нас давно позабыты древние и самые верные постулаты медицины: «Врач лечит не тело, а душу». Дарить спокойствие и мир душе пациента – это высший пилотаж.
Отец всё верил и ждал чуда. Мне от этого было невыносимо больно. Я понимал, что конец совсем близок. В поисках надежды мама водила его к разным целителям. В трудные минуты начинаешь верить в самые неправдоподобные вещи. Однажды они сходили к одной известной шаманке, которая обещала вылечить отца за один приём – за 30 тысяч рублей. Отец наотрез отказался. Такова цена человеческой жизни, таково отношение к умирающим людям – подзаработать на них, остальное неважно.
Папа умирал на моих глазах. Его состояние ухудшалось день ото дня. Поначалу он ещё передвигался по дому, затем совсем слёг. В последний месяц был в бредовом состоянии. В то время я думал, что эвтаназия в российской медицинской практике должна быть легализована. Добровольный уход из жизни неизлечимо больных людей оправдан. В зарубежных странах эвтаназия используется уже давно. Неужели больной человек, например, перенесший большое количество операций, много лет испытывающий невыносимую боль, должен жить против своей воли? Неужели человек не вправе решать сам: жить дальше или нет? Конечно, эвтаназия идёт вразрез со многими вероучениями. Многие законы и правила касательно эвтаназии были написаны ещё в советские времена, которые не менялись десятки
