налетах и обожавших это увлекательное и выгодное занятие. Скуки не было…
Поначалу Аникей был лишь одним из доброй дюжины солепромышленников. Однако со временем посредством не силовых методов, а хорошо продуманных комбинаций разорил всех конкурентов, скупил их промыслы и стал монополистом на поставку камской соли в Москву. Чуть позже стал монополистом в квадрате: занялся скупкой мехов у соседей-«инородцев», единолично отправляя на Русь шкурки соболя и белки, которые в тогдашнем русском экспорте играли примерно ту же роль, что нынче нефть.
Это на Руси белка считалась столь же третьеразрядным товаром, как капуста или дрова. Не особенно и зажиточные крестьяне ходили в беличьих шапках, а их жены – в беличьих шубейках. В Европе обстояло совершенно иначе. Не то что собольим, но даже и беличьим мехом обшивать одежду, подбивать беличьими шкурками зимние плащи имели право только благородные дворяне, церковные иерархи, верхушка богатейших купцов и банкиров. Народу попроще это прямо запрещалось писаными королевскими указами.
Кроме мехов и соли, Аникей занялся еще и добычей жемчуга – на тамошних реках обнаружились россыпи раковин-жемчужниц. В конце концов он стал полновластным хозяином на территории, не уступавшей размерами среднему европейскому государству. Не подлежит сомнению, что это был человек большого ума, неукротимой энергии, с железным характером. Другой просто не добился бы такого положения.
От тех времен до нас дошла любопытная история. Однажды Аникей на речном суденышке отправил в Москву пятьдесят тысяч рублей золотом – и в попутчики на его кораблик напросился местный купец, отправлявшийся по торговым делам в столицу с десятью тысячами рублей, опять-таки золотом. На реке Чусовой суденышко перехватили разбойнички тамошнего «авторитета» Васьки Кривого. Кого-то убили, кого-то поколотили, Дмитриева отпустили живым, но обобрали до нитки – и уж конечно, прихватили строгановское золото…
Уже через день сундуки со строгановским золотом обнаружились у крыльца дома Аникея (больше напоминавшего дворец) в построенном им городке Орле. К золоту прилагалось письмо от Васьки Кривого, написанное довольно безграмотно, но со всем душевным пылом. Кривой всячески извинялся и просил прощения: знай он, чье это золото, и близко бы не подошел (Дмитриеву, кстати, ни копеечки не вернули, отчего он страшно обижался и посылал Грозному челобитные, жалобы на разбойников).
Даже если это одна из баек (а их об Аникее сочинено было немало и при его жизни, и после его кончины), она прекрасно иллюстрирует репутацию Строганова в тех местах, где закон – тайга, а прокурор – медведь. Примерно такой она и была – так что даже воры-разбойнички предпочитали с ним не связываться.
Есть и другая история. Любимая дочь Строганова влюбилась в заезжего казака и бежала с ним. Строгановские молодцы парочку перехватили, Аникей в ярости приказал дочку утопить, что и было исполнено. Неизвестно,
