остались стоять перед помостом.
– Ты готова? – шепнула я Хале, берясь за рукоять ножа.
Рука моя тряслась, хотя прежде я никогда не нервничала перед боем. Сегодня предстоял не бой, а спектакль.
– Только не говори, что струсила в самый последний момент! – едко прошипела золотокожая. Казалось, было слышно, как она закатывает глаза, хоть лицо и скрывал капюшон. – Если мне что в тебе и нравилось всегда, так это смелость.
«Похоже, готова», ‒ усмехнулась я про себя, обретая уверенность.
Мы стояли словно на сцене с поднятым занавесом перед морем коленопреклонённых с опущенными головами. И вот действие началось. Хала откинула капюшон и запрокинула лицо, а я выхватила нож и приставила ей к горлу, одновременно испуская пронзительный разбойничий свист.
Головы молящихся вскинулись, а служители молельни, рассредоточенные по залу, дёрнулись в нашу сторону, готовые вмешаться. Святой отец раздражённо нахмурился, но гнев тут же сменился растерянностью.
Глядя на нас, никто не видел двух демджи. Перед помостом стояла принцесса Лейла, а ножом ей угрожал Синеглазый Бандит. На самом деле любимая дочь султана никогда не показывалась на публике, и в толпе не знали точно, как она выглядит, а о знаменитом Бандите ходило множество разных легенд, где он был то мужчиной, то женщиной. Однако Хала умело заплела мозги всем прихожанам, так что сомнений ни у кого не возникло.
– Ваше Высочество! – звонко произнесла я, перекрывая тревожный вихрь шепотков, и нарядный юноша подле святого отца устремил на меня испуганный взгляд.
Я не знала, как его зовут, да и какая разница. Сыновей у султана были сотни. Лицом этот, видимо, пошёл больше в мать, хотя глаза заставляли вспомнить Ахмеда и Рахима. По словам Лейлы, самых младших принцев султан отправил в безопасное место, чтобы потом, когда всё утрясётся, выбрать и воспитать нового наследника – не тупого, как Кадир, не мятежного, как Ахмед или Рахим. В столице остались те, кому престол никак не светил, чего они, по всей вероятности, не подозревали.
– Полагаю, султан хочет получить её назад, – продолжала я, крепче нажимая на нож. Юный принц жалостливо поморщился, думая, что это его сестра пищит под острым лезвием. – Если очень хочет, пускай отдаст мне девушку по имени Фариха аль-Ильхам, которую заточил у себя во дворце, и отдаст живую! Успеешь передать это отцу до восхода солнца? – Я поморщилась на обалделое лицо принца, который явно не унаследовал ум своего отца. – Бегом, понял!
Юнец рванул с места, словно заяц при виде коршуна, спеша привести султана и похищенную девушку.
Я обвела взглядом толпу, продолжая удерживать Халу:
– А вы убирайтесь отсюда поскорее, если не хотите оказаться причастными! – Мой голос отдался внушительным эхом от стен и купола, будто молитва святого отца. Стоявшие на коленях растерянно слушали, не сводя с меня изумлённых глаз. – Живо,
