что пламя в первые несколько секунд было ослепительно лиловым. – Какой ужас.
– Ужас, – вздохнула девчонка. – А Дрейк, Андрюха… нравилась она ему. За другого замуж собиралась, теперь и гроб заколотили, а он все не перегорит, режет себя. Только ты тихо. Ладно? Мы… мы посмотрим, чтобы все было с ним хорошо. Он стойкий. Мы все. И никакие кони Люцифера нас не… – Она запнулась. Рвано вздохнула. И быстро уткнулась вдруг в свой стакан. – Не затопчут.
Она теперь косилась на него украдкой, сердито, с немым «Начнешь жалеть – убью». И Дэн не стал, в конце концов, «Мне жаль» – слова банальные и довольно бесполезные. От того, что тебе жаль, никому не легче. Поэтому он сделал иначе: достал из сумки скетчбук, карандаш и принялся за работу. Девчонки надолго не хватило.
– Вау! – выпалила она, опять распрямляясь и жадно всматриваясь в лист. – Вау, вау! Похоже… ты мне нравишься, Данила Ленский. Познакомимся? Меня зовут Марти.
Уже во вторник Дрейк извинился, Марти позвала меня делать лабораторку по химии, а остальные перестали так дичиться. Они только были тусклыми, много курили и раз за разом ударялись в разговоры вроде «А вот помните, Лорка?..», «А Лорка бы…» Потом перестали: от этого очень плохо было выжившей близняшке. В четверг я осторожно, украдкой нарисовал ее портрет и показал. Девочка – рыжая, круглощекая, но при этом очень худая – несмело улыбнулась и попросила: «Пририсуй рядом такую же, и пусть она улыбается. А сзади башни Иерусалима». Я пририсовал. Она взяла листок и прижала к груди. А к пятнице забрала документы и ушла из школы.
– Наверное, – сказала Марти в тот день, – не вынесла. Ну, решила, что мы безнадежны.
– Почему? – не понял я, а она посмотрела не так чтобы недобро, а будто брезгливо. Не на меня, а на свои ногти.
– Думаешь, все по Лорочке до сих пор скорбят? – вздохнула. – Андрюха – да. Алинка – да, она в последнее время сильно переживала из-за того, какой еще год назад была сучкой. И Аська, она добрая очень. А остальные… мы… – Глаза она все же подняла. – Мы испугались, Дань. В этом скорее дело. Каждый представил себя на ее месте. В гробу. И не захотел туда. Это только кажется, что смерть все время где-то шляется. На самом деле она рядом.
Мне нечего было ответить, смерти я особо не боялся. Мне в каком-то смысле повезло: семья полная, все здоровы, дедушек и бабушек я не застал. Наверное, впервые смерть по-настоящему ужаснула меня, когда… когда Квай-Гона Джинна из первых «Звездных войн» зарубил Дарт Мол. Но не потому, что я представил себя или близких на его месте. Просто потому, что по нему очень сильно убивался молодой Оби-Ван.
Он сидел на школьной крыше и думал об этом. Думал, а на лист скетчбука неровно и пестро ложились закатные мазки. Не то чтобы Дэн любил пейзажные этюды, люди привлекали его больше. Но этот вид – зеленая горжетка парка, радужные самоцветы многоэтажек, инопланетный шпиль Останкинской башни – ему нравился. Он пообещал себе вылезти сюда еще накануне. Сам не узнавал себя: где его желание неукоснительно соблюдать все на свете правила? Как-то быстро новая школа его изменила.
Правда,
