и ее молитвы удерживали меня от окончательного падения. Однако, как я сказал, я нашел работу и вернулся домой, чтобы перевезти семью на новое место. Я ненавидел Соули и все же сгорал от негодования при мысли, что придется покинуть его, не добившись цели. Я так и остался в числе отверженных, от которых держались подальше приличные люди, а мой враг процветал и пользовался их уважением. Правда, Падихам был не так уж и далеко, на восточной стороне большого холма Пендл-Хилл, милях в десяти от Соули; я решил не падать духом и не оставлять надежды. Ненависти подвластны и не такие преграды.
Я снял дом довольно высоко на одной стороне холма. Из окон был виден черный, покрытый вереском склон, а за ним – серые дома Падихама, над которыми висело черное облако, совсем не похожее на синий древесный или торфяной дымок над Соули. Часто с вершины холма дули сильные ветры и свистели вокруг нашего дома, когда внизу все было спокойно. Я же в те времена был счастлив. Ко мне относились с уважением. Работы всегда хватало. Наша дочь росла и расцветала. И все же я помнил нашу деревенскую пословицу: «Держи камень в кармане семь лет; переверни его и держи еще семь, но пусть он всегда будет наготове: брось его во врага своего, когда придет время».
Однажды приятель пригласил меня послушать проповедь на холме. И хоть я никогда не был привержен церковной жизни, мысль о молитве прямо под сотворенными Богом небесами сулила какую-то новую свободу, к тому же меня с детства привлекали открытое пространство и свежий воздух. А еще говорили, что в этих проповедях все совсем по-другому, и я подумал, что интересно было бы посмотреть, как это у них устроено; да и о том проповеднике в наших краях шла громкая слава. И вот в один прекрасный летний вечер после работы мы туда пошли. Придя на место, мы увидели столько народу, сколько я не видел никогда прежде: мужчины, женщины, дети, старые и молодые – все сидели рядышком на земле. Их суровые, измученные лица были отмечены заботой, горестями, болезнями, преступлениями против закона. В самом центре в повозке стоял проповедник. Увидев его, я сказал своему спутнику: «Боже правый! Какой маленький, а столько шуму произвел! Да я бы справился с ним одним пальцем». Потом я сел и огляделся. Все глаза были устремлены на проповедника, и я тоже обратил свой взор на него. Он заговорил; речь его не отличалась изысканностью – он говорил обычными словами, которые мы слышали каждый день, о том, чем мы каждый день занимались. Он не называл наши проступки и недостатки ни гордыней, ни суетностью, ни стремлением к удовольствию – нам бы все это было непонятно; он просто и прямо говорил о том, чтó мы сделали, а потом находил для каждого поступка слово, называл его мерзким, а нас – пропащими, если мы будем продолжать в том же духе.
Лицо его покрылось слезами и потом; он изо всех сил боролся за наши души. Он описал грехи каждого из нас простыми словами, и нас поразило, насколько глубоко он проник в тайны наших сердец. Потом он призвал нас раскаяться и обратился сначала к нам, а затем к Богу
