залилась смехом, вспоминая серию их любимого мультика «Гравити Фолз», про настоящих мужиков полных тестостерона и смелости. – Ты же знаешь, что ты настоящий мужчина. Волосатость не определяет этого. Для тебя найдется место, вот увидишь.
– Мне уже 26, для модельного бизнеса – я старик. Пора слезать с родительской шеи и устраиваться на нормальную работу. Буду каким-нибудь офис-менеджером просиживать штаны за сорок тысяч. Женюсь на женщине с растительностью не в тех местах, зато естественной. Рожу двух детей, которые разочаруют меня сразу, как начнут говорить. Потом все пойдет по накатанной: деньги, деньги, еще денег, много денег. Живот отвиснет до колен, я перестану заниматься сексом не потому, что не могу, а потому, что не хочу лишний раз двигаться. Потом старость и ожидание, что самолюбивые внуки вспомнят про мою пенсию и приедут в гости за денежкой. С женой говорить не буду месяцами, старые люди очень капризные. Умру от какой-нибудь распространенной болезни. На моих похоронах люди скажут: «Хорошо, что он прожил долгую бесполезную жизнь».
– Ты совсем не веришь в себя, – Оливия положила маленькую ладошку на его гладкую щеку. – Твоя индивидуальность, твоя красота поможет тебе занять свою нишу. Именно потому, что кругом темноглазые бородачи, кто-то захочет увидеть на показе такого, как ты.
– Как ты всегда знаешь что сказать? – Адам обнял худую фигурку, кажется, он нее пахло дымом. – Ты была в баре? Я вытащил тебя?
– Да нет, просто с девочками встретились, ничего важного. Я уже собиралась уходить, когда ты написал, – каждое слово, как оправдание. Он не должен узнать, что она бросит все и вся, если нужна ему. – Посмотрим какой-нибудь фильм?
Следующей танцплощадку покинула Амалия. Хорошо приправляясь очередным коктейлем, она призналась подругам, что хочет повторить вчерашнее.
– А если он женат? – Грета тоже еле стояла на ногах.
– Я никогда бы не поехала к занятому мужику, ты о чем? – Джибутти знала, о чем говорила. Первым делом она смотрит на безымянный палец правой руки, это рефлекс. Да и у него дома ничего не свидетельствовало ни о женщине, ни о детях. – Я люблю развлекаться, но у меня жесткие принципы.
Девочки утвердительно кивнули. Благословив ее на новый поход, они долго махали рукой, пока ее такси не скрылось за углом. Она точно запомнила адрес и код домофона: вчера они долго не могли войти, не в силах отцепиться друг от друга. Вообще-то, она никогда не делала так: никогда не появлялась там, куда ее не приглашали. Но воспоминания о его жилистых руках плюс черные глаза, которые заставили ее упасть в этот омут, сделали свое дело, она подъехала к знакомому подъезду с шикарной вазой-клумбой. Именно ее они вчера снесли в порыве страсти. Цифры и ключи и вот она пошатываясь идет к лифту. Тело горело, вытесняя помутневшее сознание. Двадцать первый этаж и новомодный звонок в дверь с камерой.
– Не спишь? – она покачивала обтянутыми платьем формами. Кажется, он был чем-то занят до ее прихода, в руке карандаш и белая майка чем-то
