части.
Прокопий обнял Хвастуна:
– Ну, брат, не забывай, заходи.
Дворник пошел по Коломенской, мазурики – по Кузнечному к рынку.
– Представляешь, меня-то сразу отпустили, стали мы прощаться, и вдруг пристав Прокопия вызвал. Я решил чуток задержаться, узнать зачем. А через секунду и его отпустили. Оказывается, сыскная ночью убийцу задержала. Меня чуть кондратий не хватил. Думал, тебя. Выхожу, а ты тут. Я так рад, так рад…
– А кого сыскная за убийство задержала, не выяснил?
– Крючочницу одну. Фроськой звать. И все заклады у неё нашли.
Дерзкий достал рубль и протянул Оське:
– На.
– Что? Опять рупь? Нет, мы так не договаривались. Ты ведь несгораемый шкап грабанул, я знаю. Деньжат там, говорят, было немерено.
– Если дам больше, всё за день пропьешь…
– То моё дело…
– А так год будешь пить.
– Что, правда?
– А то! Иди давай, отдыхай. Завтра сам тебя найду.
Глава третья
Погода была солнечной, а настроение хмурым. Ведь все друзья-приятели по-прежнему бултыхаются в Финском заливе, и только Володя Тарусов, словно агнец на заклание, бредёт в ненавистную гимназию.
– Мне всего восемь, – напомнил он матери срывающимся голосом, вытирая платочком пот, струившийся из-под фуражки.
– Умоляю, не начинай. За последний месяц все твои аргументы я выслушала сотню раз, – еле сдерживая гнев, процедила Александра Ильинична.
– Женька пошел в гимназию в десять лет…
– И потерял два года… Был бы сейчас уже кандидатом на судебные должности.
Брат Женька Володю и напугал. Оказывается, гимназисты занимаются не только на уроках, но ещё и дома: зубрят латынь, учат наизусть стихи, решают арифметические задачи и каллиграфическим почерком заполняют тетради по чистописанию. И если вдруг чего не сделать, в гимназии тебя назавтра накажут: оставят после уроков сидеть два-три часа, лишив обеда, а коли проступок сочтут более серьезным, то запрут в карцер на весь день или вызовут к директору родителей…
– Но это пустяки! – «успокоил» младшего брата Евгений, студент третьего курса юридического факультета Петербургского университета. – Когда я пошел в первый класс, нас за провинности розгами били. Но потом государь сие запретил. Теперь разве что линейкой звезданут…
– Линейкой? За что?
– Ну, за подсказку…
Для Володи, самого младшего и потому всеми в семье любимого, телесные наказания были немыслимы. И поэтому последний месяц мальчика мучили ночные кошмары: то он умирал от голода, запертый после занятий в классе, то стая злобных учителей, вооруженных линейками, накидывалась на него в коридоре… Володя тщетно пытался уговорить родителей отложить поступление в гимназию хотя бы на год. Ведь год – это долго, очень долго. А вдруг за это время император запретит сажать детей в карцер и отберёт линейки у учителей?
