зависла б рука: в книге жизни тебя отмечать ли?Тонкой нити родство над какой нас бездной держало,
Проходила орда – выживал, кто не встал на колени.
И сегодня решается – будет ли вырвано жало
Или завтра ковыль зазвенит над великим забвеньем.
Московское
У кого под перчаткой не хватит тепла, чтоб объехать всю курву-Москву.
На Красной площади всего круглей земля.
Трамвайной вишенкой и костью в колесе
Ты приобщаешься, и ты живёшь как все,
И на крови твоей всемирная история.
Пальмиры арка на учебнике твоём,
Снаряд тяжёлый, разрушающий твой дом.
И как мы жили до войны, о чём мы спорили?
И в этом городе, не верящем слезам,
Чьё время кончилось, кому сказать «слезай»?
И будет очень тяжкой поступь командорова…
Как много в звуке… но надежды больше нет,
Её снарядом разорвало на войне,
А так, конечно, начиналось даже здорово.
На Красной площади круглей всё и круглей,
Руин всё больше в остывающей золе,
И центр мира где-то к Горловке смещается.
Смерть на миру, онлайн, краснеет монитор,
Уже шагнул (зачем позвали?) командор…
Давай на выход соберись уже с вещами сам.
Объедешь курву? Если есть ещё тепло.
Пока ты дышишь, значит, снова повезло.
Бывало тоже страшно, но подлей бывало ли?
Уж полночь близится… и донна Анна ждёт,
Пусть только это ожидание спасёт,
Ещё спасёт, пока возможно, хоть бы малое.
Да что ж такое, слышишь, страшная пора
Никак отсюда не уходит со двора,
И каждому свой век, свой волкодав, достанется.
Кому кровавый, ну а прочим – покемон,
И можно долго ждать, что всё пройдёт само,
Но этот век (кому какой) ещё до ста нести…
Тебя опять спасёт неспящий у окна,
Степь от воронок круглых сверху как луна,
А если ближе, то вся чёрная от копоти.
Москва, Москва, несчастный воробей,
Она не верит, ну а ты её жалей…
И сходит небо, постигаемое опытом.
На краю
Доживём до Пасхи, а там и Троица —
Отец Александр не благословил умирать.
Закрылась дверь, говорят, что другая откроется.
Когда стоишь один на краю, думай: «За нами рать».
Там и Троица – будут склоны круч все лиловые,
Чабреца у нас – аж до самого Неба дух.
На ветру стоять – это быть и битым, и ломаным,
Но за битого здесь небитых дают сразу двух.
Доживём, конечно, – куда мы денемся.
Кому, кроме нас, нужна эта степь да степь.
Простояли ночь – это значит, что день еси.
А вокруг всё могилы – Саур ли, Острая,
И здесь плавится сталь, а живое убить непросто вот:
В каждом раненом дереве тень Спасителя на
