это все-таки монодия, но монодия, которая таковой не кажется, потому что все вразнобой играют и делают это несколько неуклюже, коряво как бы, то есть все время есть какая-то такая нарочитая корявость и даже немножко варварская как бы. И вот здесь-то так и «сопят», так и «дышат» эти несчастные неуклюжие существа «мамонты». Дышат, дышат, а потом вдруг пауза, снова пауза; затем начинается некоторое оживление и в конце концов все приходит к последнему разделу середины, когда все мельчится, мельчится и ужимается в унисон.53А затем? Затем возникают «столбы» из начала, то есть ритмическая монодия, усиленная всем составом ансамбля, но при этом буквально повторяющая материал самого начала. То есть возникает обрамление, но обрамление динамизированное, потому что здесь материал гораздо больше просто по размерам.
– Вы любите это сочинение?
– Да. Очень. И за что я люблю его еще, что оно абсолютно не рассчитанное. И вместе с тем я чувствую в нем большую собранность, собранность и напряженность – те качества, которые я очень ценю: во-первых, вся вещь ощущается как единая, она не расползается по швам; а во-вторых, здесь есть то, что Гершкович называл «радиоактивностью», то есть когда есть энергия, которая все время вас толкает.
– Другими словами, это уже не рыхлое с вашей точки зрения сочинение?
– Конечно.
– А где вы сочиняли «Слово…»?
– Я начинал его дома, но расписался в Дилижане. Один единственный раз я съездил в Дилижан и во всю там расписался в Доме творчества, в какой-то невероятно дивной по красоте местности, просто первозданной по красоте. И на меня, наверное, она как-то благоприятно подействовала – там так хорошо работалось.
– И своих «мамонтов» вы тоже там сочинили?
– Я сейчас уже не помню так подробно. Но помню, что закончить «Слово…» я смог именно в Дилижане. Во всяком случае, я начал его в конце 1974-го еще в Москве, а в мае мы поехали в Армению, и там оно было полностью написано. Вот поэтому оно, кстати, с тех пор и ассоциируется у меня с Дилижаном, с красивейшими армянскими горами.
– Вы заговорили об Армении, а я сразу подумал почему-то о ваших политембровых унисонах?
– Да. Это наверное как-то связано. Ну, если вы считаете, что это не обязательно еврейское, то все же несомненно какой-то Восток, согласитесь, в этом все-таки есть.
– Ну, раз есть политембровая монодия и такие, повторяя ваши слова, немножко «диковатые» духовые, и уж тем более столь изощренный ритм, то, наверное, так оно и есть.
– Но ритм на первом месте. Это очень важно…
«Мемориал» («Memoria 1») 1975; для струнных, клавишных и ударных, dur. 2'
– Это некий образ – что-то вроде «вечного огня».
– Он создавался с прикладной целью?
– Цель была. Но вообще-то не знаю, стоит ли выдавать ее.
Короче, еще до того, как я в 1974-м году ушел с Радио, один редактор
19-я цифра –
