style="font-size:15px;"> Из кухни вышла мать. Она опять была пьяна, в грязном замызганном халате, волосы в ужасном состоянии, засаленные. Взгляд затуманенный, почти сонный.
– Ты хде был, сученыш? Я за тя, ик… волнова… волоновавалоа…
Она держалась за стену и пыталась что-то сказать, но у нее ничего не получалось. Я бы посмеялся, если бы не было так противно и жалко ее одновременно.
Стараясь не смотреть на пьяную женщину, молча разделся и прошел в комнату.
– Ты на мать совсем внимания не обращаешь! Я верой и правдой тебя восемнадцать лет воспитывала!
– Начинается, – закатил я глаза.
– Да как… да как ты… ик, как ты смеешь так с матерью разговаривать!
Захлопнул дверь в своей комнате и закрылся на защелку. В последнее время она стала невыносимой.
Мать, видимо, попыталась подойти к моей комнате, но, не рассчитав своих сил, упала прямо в коридоре и запричитала:
– Я тебя кормила, поила, ночей не спала, жопу твою грязную мыла, болячки зеленкой мазала, а ты! Неблагодарный! Надо было тебя в роддоме оставить!
Она всхлипнула и завыла, очень громко. Но так как не услышала моей реакции, решила за другую историю взяться.
– Я им верой и правдой двадцать лет… двадцать лет… а они… А он! – Она всхлипнула. – Как он мог, а… как?
Я не выдержал и выбежал из комнаты: видимо, нервы все же берут свое.
– Может, хватит уже себя жалеть? Может, дальше уже жить начнешь? Об тебя ноги вытерли, и, видимо, не зря, – я уже не сдерживал себя, – ты же, как тряпка половая, сейчас на полу валяешься, а выглядишь как… на тебя же смотреть противно!
Мать действительно валялась в коридоре и плакала навзрыд. От нее воняло спиртным и сигаретами. Было противно на нее смотреть, но в то же время ее жаль. Но ведь и правда, сколько можно? Она что, решила себя в гроб вогнать?
– Я сейчас скорую вызову, и тебя увезут в больницу, ты этого хочешь? Так нет проблем! Мало того, что в таком виде находишься, пусть на тебя другие люди посмотрят! Если позориться, так позориться по полной программе!
– Ты меня ненавидишь, сынок? – сразу же сбавила она тон.
– О, кажется, подействовало!
Я был зол не на шутку: мало того, что она меня все время обвиняла во всех смертных грехах, так теперь еще и на жалость давит! Достала!
Я ушел в свою комнату, закрылся на замок, надел наушники и включил как можно громче музыку. Есть хотелось ужасно, но уж лучше потерпеть ноющую боль в желудке и поесть завтра у отца, чем терпеть ее очередные закидоны.
От нечего делать полазил по сети, поболтал с одноклассниками, спросил у Ленки, даст ли списать. Та, как всегда, немного поломалась, но в итоге я бросил пару фраз о ее шикарной кофточке на фотографии, и она растаяла. Этим простым премудростям жизни я научился у бывшего материного любовника. Стоило тому сказать какую-нибудь глупость по поводу маминой одежды, как та сразу же таяла и готова была лужей растечься в его ногах. Вот он ноги
