в клинике – чаще всего, чтобы помассировать кого-нибудь из блатных пациентов.
С Викторией было интересно, и Вадим проводил в ее обществе чуть ли не больше времени, чем в нашем с Асей; Максим, заметив это, тут же добавил к его обязанностям еще и чистку бассейнов. Часто подходил к ней и Гоша – приятель и однокурсник Вадима, менее глубокий парнишка, чем его друг, но зато прирожденный хохмач – он был родом из Одессы.
Первая его хохма, кстати, была экспромтом, и притом не преднамеренным. Он добирался от ближайшего к Ашуко железнодорожного полустанка до дельфинария пешком, с тяжеленным рюкзаком за плечами. Сойдя вечером с поезда и сверившись с картой, по которой выходило, что ему надо пройти около двадцати километров, он храбро отправился в путь. Но вскоре его застигла темнота, и он, человек походный, развернул свой спальник и улегся на ночлег. Однако не успел Гоша заснуть, как его укусила в руку забравшаяся в спальник гадюка. Откуда он понял, что это гадюка, и каким образом она объявилась посреди выжженной степи, он нам впоследствии так и не объяснил, и сие осталось покрытой мраком тайной. Гоша немедленно вскочил, вытащил свой складной ножик, сделал по всем правилам крестообразный надрез на месте укуса, попытался отсосать яд – но почувствовал, что рука немеет, и все его члены сковывает смертный хлад. Тогда, борясь за жизнь, он собрал свои немудреные вещички, вскинул за спину рюкзак и быстрым шагом, чуть ли не бегом, пошел в направлении базы. Отмахав десять километров, он в темноте не заметил ограды биостанции, дошел до поселка Ашуко – еще один километр – и вернулся назад. Было уже три часа, когда он наконец добрался до людей, и у него появилась надежда на спасение. Но когда он в это неурочное время разбудил ветеринара Галину, за неимением человеческого медика выполнявшую его функции, то она, жестокая, не кинулась его лечить, а заявила, что ни один нормально укушенный гадюкой человек не смог бы пройти после этого двенадцать километров, да еще с двадцатью килограммами за плечами, и она не понимает, зачем ее подняли посреди ночи, после чего спокойно отправилась досыпать. Наутро уже трудно было определить, что же на самом деле случилось с Гошиной рукой – на ней были видны только следы разрезов, которые, впрочем, скоро зажили. Тем не менее он рассказывал эту историю смертельной схватки по очереди всем приезжающим на биостанции девицам, добавляя яркие и красочные подробности, и я тоже не избежала этой участи.
Ника же брала красотой и маленькими женскими хитростями, она вела себя совершенно по-другому. Мягко, по-кошачьи, она обрабатывала своих будущих жертв, и они по мановению ее руки делали все, что надо. Мне было даже жаль Сашу-тощего – настолько он сделался ее рабом, а она не считала нужным обратить на него хоть частичку своего внимания. Нет, студенты ее не интересовали, даже самые умненькие, ей было куда интереснее с научными сотрудниками.
Впрочем, из этого не следует делать вывод, что поварихи бездельничали, и за них все делали другие. Нет, работы на кухне
