и славится своей голубой кровью. Твоя мать просто не могла дать тебе недостаточно хорошее воспитание. А я бы выразился по-другому. Твой дядя – гнилой отросток в вашем роду. Ублюдок, подонок, низкая тварь. Вы согласны со мной, мессер Таури? – Герберт с насмешкой обернулся к дядюшке. Это была последняя проверка. Если Грамс не оскорбится данными ему эпитетами, то он безнадежен.
Участь стать бесплодной, но великой волшебницей для девчонки намного лучше всего, что еще может придумать этот жирный гад.
– Полностью, Великий Магистр, – склонил голову Грамс. – Позвольте узнать, помешает ли это нам заключить сделку?
Герберт усмехнулся.
– Я должен проверить девушку. Выйдите.
– Но…
– Выйдите немедленно.
На самом деле Герберту хотелось как можно скорее избавиться от мерзавца и остаться с девочкой наедине. Окончательно понять, что она из себя представляет.
А еще говорить с ней наедине будет просто приятно… Возможно, у нее даже есть зачатки ума. Хоть сложно ожидать этого от такой юной девицы.
Несмотря на страх остаться наедине с могущественным и опасным ректором, Эдиан была рада, когда дядя вышел. Ей хотелось скорее избавиться от этого невыносимо низкого, мерзкого существа. Теперь она ощущала к нему лишь презрение.
Такое презрение, что видеть не могла!
Вот другого мужчину, этого твердого и жесткого ректора… его можно ненавидеть. Ненавидеть от всего сердца, на равных. Потому что он может быть каким угодно, но точно не червем или насекомым вроде Грамса.
Он все же человек. Когда он крыл дядюшку неприличными словами, Эдиан даже почудилось, что в нем есть понимание, а то и сочувствие к ней. Вдруг не все еще потеряно?..
Вдруг ректор окажется нормальным человеком, а жесткое непримиримое ощущение от него ей лишь почудилось?
Дверь за Грамсом закрылась, и они остались наедине.
Эдиан сглотнула под спокойным и твердым взглядом Великого Магистра. Хотела хранить достоинство, но руки позорно задрожали.
– Ненавидишь его? – неожиданно непринужденно спросил ректор. Отвернулся от нее и легонько поводил рукой над шаром.
Эдиан замерла, не зная, что ответить. Он обращался к ней, словно они были по одну сторону баррикад, а Грамс – по другую. Это подкупало…
– Нет, скорее презираю, – помолчав, ответила Эдиан, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Да, я тоже презираю червей и других грязных тварей в человеческом обличье, – продолжая водить рукой над шаром, произнес Герберт. – Как твое полное имя?
– Эдиан Таури графиня Морнгейм, – как можно громче и тверже произнесла Эдиан. Ей хотелось, чтобы ее полное имя прозвучало гордо. Имя, которое она так давно не произносила, ведь дядю с тетей раздражали любые напоминания, что их «приживалка»-племянница относится к основной, старшей, ветви рода Таури и может унаследовать графский титул.
