ты не умер? – повторила.
По лицу мужчины прошла судорога.
– Я согласен, – запрокинул голову к потолку он, – на твой бартер, – упрямый и очень тяжёлый взгляд на меня, – только ты перестаешь копать обо всём, что запрещу я. Без исключений, – строгое.
Я, не раздумывала:
– Идет.
Он вновь хлебнул вина.
– Готовься к тому, что тебе в любую секунду придётся прятаться за спину сестры, – прямо глядел он.
– Мне? – переспросила.
Он кивнул.
– Тебе, Лесси, – хмыкнул он.
А я снова ничего не поняла, но воодушевлённо и легко смогла дышать. Как будто папа уже стоял рядом.
– Мы справимся, – уверенно шепнула, скользнув пальцами по макушке мириды, – ты, я и папа.
Фил хмыкнул.
– И Элли, – ухмыльнулся он, видя мой лёгкий налёт негатива.
– И она, – нехотя ответила.
После чего застыла, ожидая его действий. А они последовали:
– Тихан, найди новое воплощение Варга, – приказал Князь, – Лесси, освободи и подготовь шатёр для сожжения, – он хмыкнул, – предупреждаю, что тебя я там наблюдать в момент «Оживления» не должен.
Я открыла было рот.
– Это первый момент, когда ты перестаёшь задавать вопросы и противиться, – суровое.
Я опустила глаза к полу.
– Спасибо, – буркнула.
– О, – хмыкнул Князь, – он нас и спасет.
Я решила промолчать. Ведь жизнь папы была важнее моих принципов. Вообще всё было не таким важным по сравнению с этим.
Все эти вечные догмы о жертвенности успели надоесть и мне самой, однако я смирилась. С чем только не смиришься, если на кону стоит жизнь любимого человека. Я в какой-то мере обменивала одну жизнь на другую. Вернее, на шанс проигрыша или победы без убытков. Я нагло уповала на провидение с его удачливостью. Повезёт ли сейчас? Я надеялась на это. Мне хотелось бы верить, но я считала себя реалистом.
– Постой, – вспомнила я, – если сердце нужно у кого-то забрать, и он погибнет, то… кто это будет?
Я встретилась с полностью чёрными глазами мужа. Он усмехнулся.
***
Это было жутко. Мурашки бегали по коже несколько часов, пока я сидела напротив входа в прощальный шатёр, окутанный в чёрный куртий магический дым, занавешенный плотной тканевой завесой, несколькими барьерами и заполненный всеми членами нашей стаей. Тодор с сереющим лицом Вомбором у самого входа добавляли антуража и моей тревоги.
– Ой, баю, баю
Нe ложися на краю, – завела очередную песню развалившаяся пластом рядом Нира.
– Почему у тебя все песни звучат так жутко? – была согласна со мной мама, периодически вздрагивающая от холодка по спине.
Я была накрыта двумя покрывалами, одним меховым куском и полноценным одеялом, которые успели натащить и напялить на меня как бы невзначай проходящие мимо курты. Мыслесвязь работала стабильно – стая вздрагивала
