отозваться.
После, когда лава лихорадки сменилась тяжестью, Леда пыталась отличить сон от реальности, и у нее неважно это получалось. Башни Цеха стояли так высоко и далеко от моря, что оно никак не могло сюда пробраться. В отличие от влажных западных ветров… Может, они и приносили ей шепотки с верхних ветвей Домдрева?
Ножницы забирали в первый же вечер, но Леда не спрашивала зачем. Это ведь было вполне очевидно: она все еще чувствовала кожей обжигающие изгибы металла, из которого выточили ее инструмент. На ножницах наверняка осталась не только кровь. Понятно, почему тогда их унесли, не дожидаясь согласия, – Леда сомневалась, что была способна выдавить из горла хоть слово. Шептать она начала только через пару дней, когда очередной несчастный первопосвященный, которого приставили к ней в этот час, чуть не опрокинул на Леду чашу с водой. Она не помнила, о чем спросила, но ясно помнила блеск очищенных ножниц на столике у кровати. Леда думала, что их вернули, потому что под крышами Цеха никого не разлучали с инструментами без согласия. Потом она поняла: ее взгляд падал на ножницы каждое утро, и она отворачивалась, чувствуя, как пульсируют пальцы и как заходится сердце. Сломанные ножницы были ее наказанием.
О том, что запрет появляться в Цехе не временный, Леда узнала за несколько минут до того, как мастер проводил ее до дверей. Стоило гордиться хотя бы этим – не каждый ученик удостаивался таких проводов. И неважно, что Леда предпочла бы остаться.
Она не знала его имени – Цеховые мастера именами не раскидывались, в случаях крайней необходимости прикрываясь прозвищами. Их звали просто «мастерами», а для уточнения прибавляли специальность, или элемент одежды, или – как с одной из немногих мастериц – манеру речи. Мастерица Ругань не только не стыдилась прозвища, но даже поощряла его употребление. Что не мешало ей частенько испытывать новеньких, грозно хмуря брови, когда те умудрялись так к ней обратиться.
Леду провожала не Ругань, хотя это было бы почти поэтично. Леду провожал мастер Бражник. Его прозвали так за любовь к насекомым конструктам и тончайшей работе: он управлялся с самыми ничтожными, почти невидимыми нитями так искусно, что главным в Цехе его считали по праву. Не официально, конечно, но даже мундирные Когти из Корпусов обращались сразу к нему. И вся ситуация с Ледой тоже легла на его плечи: он сообщил ей плохие новости, и он же проводил до двери.
– Мы так и не выяснили, кто это был, – уже на улице ответил он на Ледин невысказанный вопрос. – В этом ты сработала на славу.
Леда не стала спрашивать, почему он вдруг решил поделиться этим, – их разделял порог, и мастер больше не отвечал за Леду. Она лишь посмотрела на свои затянутые в перчатки руки.
Если бы она сработала на славу, у нее не отобрали бы ножниц. И будущего.
Мастер Бражник протянул руку –
