день… – устало ответил отец.
– Я так понимаю, молодой человек – поступивший курсант? – спросил проверяющий, вынимая блокнот из брюк. Он пристально уставился на меня.
– Да. – ответил я, осознав, что всё же придется продолжить разговор.
Офицер пролистал блокнот и спросил:
– Фамилия, имя?
– Платон Самойлов.
Спустя минуту он обнаружил моё имя в списке.
– Хорошо. Следуй прямо и направо. Там по коридору налево и прямо. Увидишь кабинет с надписью «Зал инструктажа». Инструктаж начнётся через пол часа. – протараторил офицер. – Давай, только не опаздывай. У нас и так щенков необучаемых предостаточно.
Офицер показался мне зажатым и безэмоциональным. Глядя на то, как он выверяет шаг и гнёт ногу, можно подумать, что он робот.
Уже собравшись идти, я услышал слова отца:
– Постой.
Я развернулся и увидел лицо, столкнувшееся с неизвестностью. Лицо встревоженное, но всё же готовое смириться с утратой. Такое бывает у дельцов, несущих суммы банкам в надежде выручить мизерный процент.
Сентиментальность была не присуща отцу. Он выдавил:
– Возможно, мы прощаемся на долгий срок…
– Но здесь ведь будут увольнительные и отпускные! Всё нормально, ещё увидимся.
«Чем раньше я стану холоден к привязанностям, тем проще будет привыкнуть к трудностям» – решил я.
– Дело не в этом… Я хочу сказать, что тебя ждёт. Сейчас самое сложное для тебя время. Время, когда нужно будет проявить характер. Взять своё! Запрыгнуть на коня! Поймать рыбку!..
Я хотел прекратить его речь, но стоял молча. С каждой минутой сложнее было создавать видимость заинтересованности. Порой он увлекался настолько, что его метафоры окончательно теряли смысл.
– Когда-то и я был курсантом, а затем офицером… Участвовал в боевых действиях и много через что прошёл… Нужно быть мужественным, сын! Я прошёл этот путь, ни секунды не колеблясь! Ничего не бойся! У тебя порода такая – боевая! – сказал он, решительно глядя в мои глаза. Его взгляд, его голос, его выражение лица – всё кричало о том, что он испытывает гордость и вместе с тем осознаёт утрату. Казалось, что его мужественная маска вот-вот спадёт.
– Ладно. Всё будет нормально… – нехотя ответил я. Мне не терпелось закончить с сантиментами.
Напоследок отец выдавил из себя:
– Я люблю тебя, сын.
Я молча кивнул и, недолго думая, пошёл к залу инструктажа.
Внутри рядами стояли длинные скамейки, занимавшие большую часть комнаты. У самой стены примостился стол лектора, над которым с горделивым трепетом были вывешены портреты первых лиц государства.
Я сел на ближайшую от входа скамейку и с любопытством огляделся: солнце уже садилось, последние его лучи проникали в зал, опаляя и без того светлые стены. Мой взгляд зацепился за бумагу
