ветра и весьма неприятное зрелище серого неба. Хорошая вчерашняя погода исчезла – слизнуло холодным языком бури. Море, что еще вчера прикидывалось мирным, ласковым и безопасным, явило другую свою суть – неудержимой стихии, что гневается без всякого повода, не внемлет никаким уговорам и посулам, может раздавить человека, как мошку, даже не заметив. С морем нельзя договориться, морю нельзя доверять. И, ощутив себя в полной зависимости от этой недоброй стихии, на острове, что казался таким маленьким, таким ненадежным укрытием, Снефрид почувствовала себя очень неуютно. Теперь отсюда и не выбраться, пока гнев морских великанов не утихнет. Двадцать пять лет она благополучно прожила на твердой земле, почти не видя моря, а теперь вот судьба отдала ее в полную его власть.
Стан был тих, никто не спешил вставать.
– Почему все спят? – спросила Снефрид у двоих сонных дозорных возле еле тлеющего костра, прикрытого от ветра щитами.
– На море буря, – один махнул рукой в северную сторону. – Здесь мы от нее прикрыты, а в море творится ётун знает что. Сегодня не уйти.
В бухте вода оставалась довольно спокойной, но приобрела грязно-серый оттенок и оделась белой пеной. Ветром пену рвало и разносило мелкими клочьями, но немедленно из глубины вылетал новый покров, растягивался по поверхности волн и снова рвался – будто бесчисленные пальцы морских великанш неустанно плели сеть, тут же сердито рвали ее, недовольные своей работой, и с той же спешной небрежностью плели снова. Длинные, во всю ширь берега, валы катились на сушу, норовя ее слизнуть и проглотить, влажный ветер доносил облака брызг до шатров, и у Снефрид скоро вымокло лицо и волосы. Возле больших камней столбы брызг взмывали вверх, и каждый раз при виде этого у Снефрид обрывалось сердце – вот-вот перед нею предстанет, выйдя из белого водяного облака, одна из дочерей Эгира, а еще хуже – сама Ран. Небо было сплошь затянуто синевато-серыми тучами.
Снефрид ушла обратно в шатер и снова забралась под овчины, чтобы согреться. Было похоже, что так ей придется пролежать весь день. Хорошо хоть, толстая ткань шатра, из овечьей шерсти, отталкивала воду и внутри было сухо.
У других тоже было мало охоты вылезать из-под своих овчин, и только к полудню, когда проснулся Асвард, стан немного ожил. Сигфус Барсук в благодарность за помощь подарил Снефрид барана, и теперь его зарезали, стали варить мясо и готовить похлебку. Закутанная в плащ с головой, Снефрид сидела у костра. Котлы долго не закипали – несмотря на стену из щитов, жар из-под них выдувало ветром, и тепло ощущалось слабо, но все же тут, на воздухе, было веселее, чем в тесном полумраке шатра.
Устав сидеть, она прошлась вдоль моря, разглядывая полосу песка, что лизали волны. На глаза ей попался продолговатый камешек цвета яичного желтка, покрытый ноздреватой коркой. Снефрид подобрала его, в удивлении разглядывая, а потом сообразила – да это же янтарь!
Ее будто пробило молнией. Она держит на мокрой ладони слезу Фрейи – одну из тех, что богиня уронила в море, пока искала
