здесь подождать.
– А пакеты я сама понесу?
– Ладно. Давай только недолго.
Из палаты двести три раздается женский смех.
– Здравствуйте. А где Мышкина? – в палате пять человек. Двое сидят на кровати, а трое спят, повернувшись к стенке.
– Кто?
– Оля. Ну та новенькая, которая ребенка потеряла, – шепчутся девушки.
Потеряла все же. Я не знаю как помочь. И разве можно найти слова утешения, чтобы легче стало.
– Вон, кивают на койку возле окна.
– Оля, – трогаю за хрупкое плечико. Она в цветастом больничном халате на три размера больше.
– Уходите! Я никого не хочу видеть!
– Оленька, – вкрадчиво начинаю. – Мы тебе гостинцы принесли. Не знаю, что можно…
– Умереть! Мне все равно незачем жить!
– Как же незачем? Ты такая молодая, у тебя еще будет ребенок.
Она резко садиться на кровати и смотрит взглядом полным боли.
– Не будет! Я к этому уроду, Нику, не вернусь!
– Ник это отец ребенка? Это он тебя так? – присаживаюсь на край кровати, смотрю на фиолетовые пятна под глазами.
Как можно бить такую малышку? Ей на вид лет шестнадцать, хотя вчера в приемном покое она сказала, что двадцать.
– Да, он. Ударил, выкинул из машины посреди трассы. Мне некуда идти!
– А твои родители?
– Я сирота, – она обнимает колени и утыкается в них. Покачивается на скрипучей кровати. – У меня никого нет! Я никому не нужна! Даже из больницы скоро выгонят, потому что полис и паспорт остались у него. А платно лечиться – у меня нет ни копейки! Лучше бы вы меня не спасали вчера, я бы с малышкой сейчас была вместе, – она горько воет.
Я сама не замечаю, как по щекам текут слезы. В порыве, обнимаю ее и прижимаю к себе.
– Он даже не искал меня… А когда позвонила сказать, что наш малыш умер… Уууу.. Он, – всхлипывает. – Сказал, что ему плевать, что он рад, что не будет спиногрыза! Что такие, как я не должны размножаться и он бы, если ребенок родился, сдал его в детдом! А я его так… люблю! – рыдает в полный голос
– Тише, маленькая, – глажу ее по спине.
– Твою мать! – не выдерживает Миша. – И что рыдать по этому козлу? У меня есть друг. Толковый. Начальник полиции. Я ему сейчас позвоню и твоего урода посадят надолго.
– Нет, пожалуйста, не надо! – она вытирает слезы и смотрит на Мишу. – Я не буду подавать заявление. Мне бы только вещи забрать. И документы.
– Заберем. Да, Миш? – с нажимом говорю.
– Да Лена, – тяжело вздыхает. – Пиши адрес.
Оля немного успокоилась. Я помыла ей яблочко, от контейнеров с едой она отказалась.
– Я попозже поем, – пообещала, хрустя яблоком. – Такое вкусное. Нам в детском доме давали яблоки по вторникам, но они были как пластмассовые, – смущенно улыбнулась она. – А конфетку можно?
Боже, какой же она ребенок ещё. Радуется как маленькая простому угощению.
– Ешь. Это все тебе.
– Я
