но тот же самый человек способен стать и дурным.
«Протагор», 345c
Мужественные бывают смелыми, но не все смелые мужественны.
«Протагор», 351a
Никто ‹…› не выберет большего [зла], если есть возможность выбрать меньшее.
«Протагор», 358d
Как раз философу свойственно испытывать ‹…› изумление. Оно и есть начало философии.
«Теэтет», 155d
Число составляет всю суть каждой вещи.
«Теэтет», 204d
[Время] – движущееся подобие вечности.
«Тимей», 37d
Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно.
«Тимей», 38b
Поэт – если только он хочет быть настоящим поэтом – должен творить мифы, а не рассуждения.
«Федон», 61b
Есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них, ‹…› ты будешь озадачен, ‹…› почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.
«Федон», 62a
Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним – умиранием и смертью.
«Федон», 64b
Истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди.
«Федон», 67e
Если иные ‹…› мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом? ‹…› Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха.
«Федон», 68d – e
[Знание – ] это своего рода припоминание. ‹…› Те, о ком мы говорим, что они познают, на самом деле только припоминают, и учиться в этом случае означало бы припоминать.
«Федон», 73e, 76a
Нужно достигнуть одного из двух: узнать истину от других или отыскать ее самому, либо же, если ни первое, ни второе не возможно, принять самое лучшее и самое надежное из человеческих учений и на нем, точно на плоту, попытаться переплыть через жизнь; если уже не удается переправиться на более устойчивом и надежном судне – на каком-нибудь божественном учении.
«Федон», 85d
Я рискую показаться вам не философом, а завзятым спорщиком, а это уже свойство полных невежд. Они, если возникнет разногласие, не заботятся о том, как обстоит дело в действительности; как бы внушить присутствующим свое мнение – вот что у них на уме.
«Федон», 91a
Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломным.
«Федр», 240d
Кто ‹…› без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых.
«Федр», 245a
Во влюбленном, словно в зеркале, он [любимый] видит самого себя.
