его мозгу складывалось интересное развитие богатой дебютной идеи.
Вечером того же дня телохранитель тащил на себе изрядно перебравшего Рудейко от гаража до его роскошной квартиры, занимавшей целый этаж прекрасно отреставрированного дома возле Армянской церкви на Невском проспекте.
– Не иначе эта парочка портфель подменила, – произнес Рудейко неожиданно трезвым голосом.
– Что вы говорите, Андрей Михайлович? – переспросил телохранитель и остановился, чтобы немного передохнуть: необъятная туша Андрея Рудейко даже для этого очень сильного и тренированного парня была утомительной ношей.
– Парочка на меня налетела в дверях, – полусонно проговорил Андрей, – парень и девка… Вроде так, шпана мелкая, ничего особенного, а что-то подозрительно ловкие… выбили у меня портфель, потом вернули… могли и подменить…
Последние слова Рудейко проговорил еле слышно и тут же забылся глубоким здоровым сном прямо на плече у телохранителя.
Охранник тяжело вздохнул, обхватил босса поперек туловища и потащил к лифту.
Позднее, передав дежурство своему сменщику, он помчался к Марине, сногсшибательной девице, с которой познакомился месяц назад.
Хотя была уже глубокая ночь, и он изрядно устал, потрясающее тело Марины, ее детски-невинные и одновременно глубоко порочные глаза притягивали его, как магнит, сводили с ума, распаляли и будоражили воображение, и он теперь ни одного дня не мог прожить без ее изощренных ласк.
У него был собственный ключ от Марининой квартиры. Открыв дверь, он прошел в спальню. Марина спала, как ребенок, свернувшись калачиком и подложив под щеку кулак. Он приподнял одеяло и жадным взглядом окинул ее нежное, покрытое легкой испариной сна тело, вдохнул его аромат – смесь собственного неповторимого запаха Марины, свежего, сладковато-яблочного, и легкого жасминового аромата ее духов.
Марина мягко повернулась, сонно улыбнулась ему, не открывая глаз, и пробормотала:
– Это ты, Витенька? Ну иди же ко мне!
Виктор склонился над ней. Его обдало горячей волной, кровь застучала в висках.
Торопливо раздевшись, он скользнул в постель, прильнул к ней, впился жадными губами в ее нежную шею, в губы, в грудь, покрыл все ее тело горячими торопливыми поцелуями. Лицо Марины порозовело. Она приоткрыла глаза, прижала голову Виктора к своему животу и жарко прошептала:
– Не торопись, не спеши! Ты знаешь, как я люблю, – медленно-медленно, и чтобы ты все время говорил, говорил, говорил…
Виктор медленно, осторожно вошел в нее, почувствовав, как жадно и вместе с тем неторопливо она раскрылась ему навстречу. Томительная, едва переносимая нега окутала его розоватым облаком.
– Говори, говори! – шептала Марина, закусив его ухо мелкими острыми зубами. – Говори, умоляю, ну что же ты!
В ее голосе было едва ли не отчаяние и вместе с тем такая страсть, что Виктор совершенно потерял голову.
