тебе сиделку найдем. Если ты дома не одна будешь, так к тебе никто лишний и не решится прийти.
– Хорошо, как тебе самому спокойнее будет. А мне так тоже повеселее. Как твоего отца не стало, мне часто бывает тоскливо одной. Особенно после того, как я совсем оставила научную работу. Раньше хоть коллеги да студенты немножко радовали. А теперь совсем одна… Но хватит о грустном. Я блинов испекла. Будешь завтракать?
– Конечно, буду. От твоих блинов откажется только тот, кто их не пробовал, – потер руки и неожиданно радостно произнес Глеб.
– Ну, пойдем на кухню. Вот и у меня день не зря прошел: накормила сына, – улыбнулась Ольга Васильевна, – я тут закончила читать роман о Гюго… – продолжила беседу старушка, уходя на кухню.
Кухня была небольшой, но очень уютной. Такая же светлая, как и комната, с мелкой плиткой на кухонном фартуке, где между однотонных кремового цвета плиток выделялось несколько ярких вставок с миниатюрными итальянскими натюрмортами. Деревянный гарнитур из светлого ореха, казалось, был создан вместе с квартирой, настолько органично он вписывался в пространство. На плите, пыхтя, посвистывал чайник, поблескивая своим дутым боком под светом окна. На столе с льняной скатертью стояли две белые тарелки, в сосновой менажнице лежали шоколадные конфеты и печенье. Вокруг нее расположились три хрустальные розетки с вареньем: абрикосовым, малиновым и вишневым. Каждое из них блестело, сохранив в себе яркий вкус лета и заботу трудолюбивых рук. Рядом стопкой на большой тарелке лежали блины: тонкие до прозрачности, душистые, яркие, словно десять маленьких солнц, политые сверху золотистым жидким медом, с маленьким, тающим от их тепла кусочком сливочного масла сверху. Глеб помог заварить чай, поставил фарфоровый чайник с изящным японским рисунком на подставку на столе. Ольга Васильевна разлила чай по чашкам, поправила очки, которые носила на цепочке, и села за стол. Так они провели с сыном утро: она рассказывала о только что прочитанной книге, а он об успехах Катюши в школе, о том, куда собираются с женой в ближайшие праздники, и о своих делах на работе. Спустя две чашки чая и съеденные блины, Глеб обнял мать и ушел, договорившись, что на неделе обязательно зайдет и позвонит, как только найдет ей компаньонку. Слово «сиделка» матери не понравилось. Оно будто еще раз доказывало, что после восьмидесяти ты не можешь заботиться о себе сам.
К своим семидесяти трем Ольга Васильевна пережила многое, но смириться с тем, что ей нужна помощь, что она не развивается, а угасает, она не могла. Свою жизнь она посвятила научной работе и семье. В двадцать лет еще в университете она встретила своего будущего мужа, который был на два года старше и изучал романскую филологию, пока она занималась литературоведением и влиянием французского эпоса на современную литературу. Они быстро и взаимно влюбились, также быстро пошли в ЗАГС и зарегистрировали брак. Несколько лет они жили в общежитии при университете, а когда супруг защитил кандидатскую диссертацию, получили небольшую, но очень уютную квартиру
