пришлось сильно сжать веки: дабы не дать им прорваться, если уж и не впитать или затолкать их обратно. В такие моменты – ей становилось по-настоящему одиноко: внешне и внутреннее!.. Находясь среди людей… и с собой – она: все равно оставалась одна. Один на один… с этим. И никакое положительное расположение духа до этого, как и после, не спасало. Был – остаток… И был: осадок. Которые: оставались… и травили. Травили – все и… вся. Всю.
– Что ты такое говоришь?!.. – Начала было припираться Карина, но и тут же была остановлена «цыком» Егора. Который, мало того, что проиграл девчонке: в споре, который они и не назначали. Даже и: не начинали. Не она. Но тут – были вскрыты: мужская гордость и стержень, его честь и достоинство; подцепленные той, что, пусть и делала все правильно, но сбивала девушку, подругу с панталыку-мысли. Так еще и вместо того, чтобы успокаивать и успокоить Софию, он был вынужден сперва одернуть Карину, раз от разу лезшую то в свою, то в Софьину бочку затычкой. Пробкой!.. Жженого сахара. Да-к и мало того, что просто перебивая, еще и беря право на первое слова. Уж этого он никак стерпеть не мог. И, дернув мельком головой в сторону двери, как бы еще пока и именно намекая, да и тонко на выход, проводил взглядом «Карину» до нее: будто бы еще и таким образом говоря, что большую часть, нужную для них и него, они обсудили и в дальнейших, ее же услугах, они не нуждаются, а вот, в его и уже применительно София, без нее, да, кивнул и тут же отвернулся. На что уже и сама девушка, хоть и без особого желания, но кивнув в ответ, еще раз посильнее сжала подругу в объятиях и прошла к той самой двери и по тому же самому пути, которую да еще и так услужливо, все же открыл ей сам Егор, но и чтобы лишь затем закрыть ее за ее же спиной: хлопнуть ей и перед ее же лицом – уже сама она ему не дала. Затем, вернувшись к Софии, и таки пока решив, что дергать ее, с поднятием головы и желанием смотреть глаза в глаза, смысла нет, просто сел перед ней на корточки и взял ее руки в свои: даже и сам пока не готовый к этому – не столько презирая женские слезы в принципе, сколько слезы ее и из-за себя-него. И пусть даже: не совсем и не до конца. Но: в общем-то! Да и все же: по нему. Не себе, как… н-ей.
– И зачем это было нужно? – Фыркнула тихо брюнетка, не поднимая головы и обращаясь в их уже и сцепленные руки, но и прилетая обвинением – точно в цель: слыша тишину в ответ, море… А после: и тяжелое мужское сглатывание. Сухо!.. – Я бы и сама все вам дала и отдала. Можно было обойтись и без этого нравоучения и… цирка, Егор.
– Мы просто не знали: как к тебе подойти и… подъехать. Как подступиться!.. Понимаешь? – Опустил он уже и свою голову подбородком прям меж их ладоней, щекоча нежную кожу девушки своей пусть и мелкой, но и достаточно грубоватой щетиной. И все же, пусть и мельком, случайно, но и поймав, наконец, ее взгляд, хоть так и без слов – попытался передать все то, что было сокрыто под этим; и каков был истинный смысл всего этого. Не столько – умыкнуть и увести из-под ее носа и взгляда, сколько… Не дать ей страдать… дважды. Сначала – из-за насильственного, буквально, обнажения. А
