неуклонно погружались.
– Начинаю разворот, – сообщил Харрис.
Он нажал несколько кнопок на панели автопилота, зашипели двигатели ориентации, поворачивая челнок носом вперед.
– Вход в плотные слои через три часа, – сказал пилот.
– Отлично, есть время, чтобы немного вздремнуть, – раздался в наушниках голос Трофимова.
– Знаешь, мне всегда было интересно, Егор, тебе и правда всё настолько по барабану или просто прикидываешься? – спросила Катрин Розенберг.
– Конечно, нет, моя дорогая Кэти, на самом деле у меня сейчас от волнения поджилки трясутся, так что вся эта напускная бравада призвана лишь скрыть данный факт от вас.
– О, это было откровенно! – оценила Кусто.
– Народ, не забивайте эфир болтовнёй, иначе нам придётся вас отключить, – пригрозил я.
– Извини, шеф, – ответил Егор.
Желтый шар Титана становился всё крупнее, мы медленно снижались, постепенно приближаясь к его поверхности.
– Высота шестьсот, прошли условную границу атмосферы, – сказал я.
– Скоро начнётся веселье, – вздохнул Рик.
Челнок все глубже и глубже зарывался в газовую оболочку Титана. Я много раз летал на подобных шаттлах дома, но ощущение от посадки на этот далёкий спутник Сатурна нельзя было сравнить ни с чем, что я испытывал раньше. Земля – по-настоящему огромная планета, самая крупная из всех в нашей Солнечной системе, если не брать в расчёт газовые гиганты, конечно. Колоссальная орбитальная скорость – почти восемь километров в секунду, делала торможение при входе в её атмосферу очень жёстким: четыре, пять, а в нештатных ситуациях и все восемь джи для Земли было нормой. Титан же хоть и является одной из самых крупных лун в Солнечной системе (второй после Ганимеда), всё же он был намного меньше нашей планеты, более чем в три раза уступая ей в радиусе и на целый порядок в массе. Первая космическая на Титане составляет чуть более полутора километров в секунду, а благодаря низкой силе тяжести давление атмосферы по мере приближения к поверхности возрастает не столь резко, как на Земле, так что торможение об неё можно сравнить с падением в мягкий, пушистый сугроб свежевыпавшего снега, в то время как торможение об атмосферу Земли больше напоминает удар с разбегу о бетонную стену.
Мы продолжали снижаться, приближаясь к жёлто-оранжевому дымчатому мареву, раскинувшемуся под нами. До высоты примерно триста пятьдесят километров воздействие атмосферы не ощущалось. Казалось, мы всё так же летим в вакууме, однако это было не так. Я видел по приборам, как постепенно падала наша скорость.
– Выпускаю тормозные щитки, – сообщил пилот.
В задней части «Дедала», поперёк воздушному потоку, выдвинулись четыре решётчатых панели. Мы все ещё были слишком высоко, чтобы самим почувствовать торможение, вызванное их работой, однако цифры на указателе скорости стали уменьшаться заметно
