Архангельского и Благовещенского соборов Московского Кремля, Смоленского собора Новодевичьего монастыря, Троицкой церкви Александровской слободы, Спасо-Преображенского собора Ярославля и др. Изображения Бога Отца были размещены в иконостасах (в праотеческом ряду) многих центральных соборов и храмов (например, в Успенском соборе Московского Кремля), а также включены в композиции многих икон («Отечество», «Благовещение», «Рождество Богородицы» и др.), украшавших такие храмы, как Троицкий собор Троице-Сергиева монастыря и др.49Разумеется, на этот факт нужно обратить особое внимание. Как отметил Б. А. Успенский, в условиях слабой разработанности православного богословия богословские идеи подчас усваивались не в систематической форме, а через обряд («литургическое богословие»), через церковное искусство и в особенности через иконы и фрески50. Устойчивая традиция изображать Бога Отца в XVI столетии в виде длиннобородого седовласого старца не могла не быть связана с определенными идеями, которые пересекались и с догматическими спорами о трактовке слов Писания о сотворении Богом человека по Своему Образу и подобию. В этой связи для нас было бы крайне интересно узнать, на основании каких аргументов вопрос об «изобразимости Божества» в церковном искусстве XVI–XVII вв. мог решаться положительно в то время, когда многие святые отцы настаивали на безóбразности Бога Отца (и эти тексты, как мы отметили выше, русским книжникам были хорошо известны). Находила ли традиция изображения Бога Отца какие-то богословские обоснования? Рассмотрим два случая, которые, на мой взгляд, позволяют отчасти пролить свет и на содержание дискуссий вокруг вопросов о брадобритии/брадоношении.
В конце октября 1553 г. в царских палатах («в брусяной избе») состоялось заседание Освященного собора в присутствии самого царя Ивана и его бояр, которое было посвящено реализации различных постановлений Стоглавого собора. Когда речь зашла об иконописании (которому была посвящена 43-я глава Стоглава), состоялся знаменитый спор между главой Посольского приказа И. М. Висковатым и митрополитом Макарием, который можно восстановить благодаря дошедшему до нас в нескольких списках пересказу содержания51.
Дьяк И. М. Висковатый: Не подобает Невидимаго Божества и безплотных воображати, как ныне видим на иконе писано «Верую во Единаго Бога…»
Митрополит Макарий: Да как писати?
Дьяк И. М. Висковатый: Писати бы на той иконе словы: «Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимых же всем и невидимым», а оттоле б писати и воображати по плотскому смотрению иконным писмом – «И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, и прочаа до конца».
Митрополит Макарий: Говоришь де и мудрствуешь о святых иконах не гораздо. То мудрование и ересь галатскых еретиков, [которые] не повелевают невидимых бесплотных на земли плотию описовати. А живописцы Невидимаго Божества не описуют, а пишют по пророческому видению, по преданию святых
См.:
См.:
Подробнее см.:
