что о. Марк уже совсем плох и что он собирается его посетить. Я попросил о. Нафанаила взять у больного для меня разрешение навестить его. О. Нафанаил при следующем его со мною свидании в церкви сообщил, что разрешение мне дано:
– Отец Марк сказал: «Ну что ж!»
И в первое воскресенье за тем, то есть неделю тому назад, я пошел к болящему старцу. На одре болезни я застал уже не игумена Марка, а живые его мощи; только орлиный взгляд остался тот же и напомнил прежнего богатыря духа. Язык говорил тупо, звук голоса был едва слышен, но, наклонившись к умирающему, я еще хорошо мог разобрать, что шептали его старческие, пересохшие от внутренних страданий уста.
Он благословил меня и сказал:
– Я ждал вас!
И в этот раз я просидел у его изголовья около двух часов и узнал от него для меня важное: то, что он разделяет вполне мои мысли о характере и значении переживаемого времени как о времени последнем пред концом мира.
– Да, да! – сказал он громко и внятно, – и как мало людей, которые это понимают!
Между прочим в беседе я сообщил ему, что работаю сейчас над всем собранным мною в Оптиной материалом, приводя его в систему как бы дневника о. Евфимия (Трунова). О. Марк и это одобрил и сказал:
– Это будет очень интересно, и вы хорошо делаете, что дневник этот усвояете Евфимию: он был большой человек.
Потом улыбнулся доброй, ободряющей улыбкой и прибавил:
– Так вы, стало быть, собиратель редкостей!
Я спросил его:
– А вы, батюшка, записывали ли что из вашей жизни и наблюдений?
– Мысль была, – ответил он мне, – но я ее оставил. Кому нужны мои враки?
Надо ли говорить, как мне, ловцу жемчугов оптинских, было огорчительно услышать это признание? Уходит с земли великая жизнь и не оставляет наследства – как же не горько?..
– Батюшка! – спросил я. – Правду ли мне говорили, что вы как-то были тяжко больны, так что и врачи от вас отказались? Сказывали мне, что вы удостоились тогда видеть во сне Царицу Небесную, Которая вам повелела послать в Козельск за Своей иконой, заброшенной в одном из церковных чуланов[44], и что вы этою иконой, о которой до вашего видения никто не знал, исцелились? Правда ли это?
Глаза о. игумена просияли, и он ответил радостно:
– Да, было!
И еще хотелось мне вопросить его об одном событии его жизни, но, боясь его утомить, я поднялся прощаться и спросил, не нужно ли ему чего изготовить из пищи полегче, чем обычная суровая трапеза оптинской братии.
– Ну что ж, – ответил он, – кулешику, что ли, пожиже на грибном бульоне, пожалуй, принесите!
В это мгновение икона эта стала выделяться как бы на половину здания все яснее; испуская лучи утренней зари, она осветила всю северную часть города. Проснувшись в священном трепете, о. Марк почувствовал облегчение. Был отслужен молебен перед Ахтырской иконой Божией
Весною 1868 года игумен Марк был тяжко болен воспалением легких. В ночь на 26 мая, когда болезнь достигла высшего напряжения, он увидел в тонком сне, что в келью его входят св. вмч. Георгий и свт. Николай. Они подняли его и как бы на струе воздушной перенесли к Козельску и поставили в долине на холме близ города. Вдали особенно виднелись Никольская, Георгиевская и Вознесенская колокольни обители. Святые обратили внимание большое на Вознесенскую колокольню, около которой он увидел стоящую на воздухе небольшую икону Божией Матери.
– Видишь ли ты эту св. икону? – спросил св. Георгий и прибавил: – Это Ахтырская икона Божией Матери. Хочешь быть здоров, отслужи перед нею молебен.
