должен был стать промежуточным восстановительным этапом, чтобы прийти в себя после испытанного разочарования. Одновременно на родине пережевывалась запущенная желтой прессой новость касательно вскрывшейся недельной давности попойки Кими на Иванов день в порту Ханко, где обычно паркуются яхты селебрити.
Те годы стали в карьере Кими периодом истинного прорыва к вершинам спорта. До лета он занимал лучшие позиции в мировом рейтинге. Давление было невероятным: ему противостояли рвавшийся к своему шестому чемпионству мира Михаэль Шумахер и Ferrari с ее историей успеха. Фактически Кими оказался один на один со своим стрессом.
Случилось, что на Иванов день он наконец-то смог заглянуть к старым дружкам в Финляндию, но, если выразиться спортивным термином, оказался в ауте – тут публичность сыграла злую шутку. Задним числом то, что он так надрался в Ханко, отразилось и на мне в тот французский уикенд в Маньи-Куре.
Субботняя гонка. Я заранее добрался до паддока, чтобы избежать мучительного простаивания в пробках. Утренний кофе, обмен новостями с ребятами из McLaren, дружеские объятия со знакомыми журналистами, и тут шеф спортивного департамента Mercedes Норберт Хауг вместе с главой менеджмента Вольфангом Шаттлингом заявились ко мне спросить, не хочу ли я пройти к ним в моторхоум.
Такие предложения поступают не каждый день. В святилище Mercedes мне никогда ранее бывать не приходилось – туда журналистов вообще не пускают. Мы вошли в моторхоум, поднялись на пару ступенек, вошли в кабинет Хауга. Здесь он выглядел куда более серьезным. У меня затряслись поджилки, ведь всего неделю назад в своей статье я прошелся по поводу поломки двигателя. Предположил, что Хауг решил вытрясти из меня дух за тот материал, но оказалось, что речь совсем о другом: оказывается, случайный пассажир слил фотографии напившегося по поводу праздника Иванова дня Кими. Финская желтая пресса тут же раструбила историю о том, как звезда команды McLaren-Mercedes в бесчувственном состоянии на дорогущей яхте своего приятеля в Ханко сделала финт головой вниз почти с двухметровой высоты.
Команда не проронила ни слова по поводу случившегося, чем разозлила крупнейшую немецкую газету-таблоид Bild. Известные своей агрессивностью, немецкие журналисты пообещали раздавить и концерн, и самого Райкконена, если не будут даны пояснения. Как бывший журналист, Хауг знал, что «морская болезнь» – не слишком удобоваримое объяснение, поэтому он решил обратиться ко мне, зная о наших близких с Кими отношениях и о том, что я знаком с репортерами из Bild.
Для начала Норберт обрисовал суть происходящего и попросил, чтобы я лично связался с немцами и рассказал о том, какие чудеса могут случиться в Финляндии в ночь Иванова дня. Меня два раза просить не нужно. Обычно от Bild на месте присутствуют как минимум два журналиста, я решил выйти сразу на славящегося острым пером Вольфа Шмидта.
С обсуждения Иванова дня наш разговор почти сразу переключился на финскую культуру пития, и здесь риск хватить лишку был высок.
