– это целый мир, великолепный заповедник мирового искусства на старинной московской улочке. Самое время вспомнить, с чего всё начиналось.
Илл.1. Открытие Музея изящных искусств
Идея создания при Московском университете Эстетического музея возникла еще в начале 1830-х, в кругу княгини Зинаиды Волконской, хозяйки знаменитой московской гостиной, в которой бывали и Александр Пушкин, называвший ее «царицей муз и красоты», и Адам Мицкевич, и Карл Брюллов… Она любила и знала живопись, бывала в лучших итальянских музеях. Влюбленный в нее поэт Дмитрий Веневитинов воспевал ее как женщину, в которой соединились Италия и Россия:
Волшебница! Как сладко пела ты
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!
Волконскую поддержал (а, может быть, и внушил ей эту мысль) университетский декан, талантливый историк литературы Степан Шевырев. В 1831 году в журнале «Телескоп» они опубликовали подробный проект будущего хранилища древностей, которое так необходимо москвичам. Волконская и Шевырев замыслили музей, который «должен в миниатюре представить все сокровища искусства и древности». Княгиня нашла и звучное определение: «Музей изящных искусств». Белокаменной не хватало именно такого храма знаний. Московский университет считался (и был!) лучшим в России, но студентам негде было познакомиться с мировым искусством. Увы, университетское руководство проект не поддержало: попросту не хватало финансов. Волконская надеялась «положиться на щедрость вельмож, известных своей любовью к искусству», но не сумела найти поддержки даже у самых щедрых меценатов.
Но собрание копий античных статуй и ваз в университете со временем всё-таки появилось. Их заказывали в Петербурге и в Италии профессора Павел Леонтьев и Карл Гёрц. Правда, ютились они в тесноватом помещении – в двух комнатах бывшего университетского больничного корпуса на Большой Никитской.
Ключевую роль в создании Музея сыграл Иван Владимирович Цветаев – сын сельского священника замечательный учёный, специалист по римской словесности и искусству, хранитель древностей по призванию. Настоящий подвижник, которому во всех начинаниях помогали его замечательные дочери – Марина и Анастасия, чьи воспоминания, удивительно зоркие, вошли в книгу, которую вы держите в руках.
Илл.2. Иван Цветаев
В 1893 году профессор Цветаев решил превратить скромную университетскую коллекцию в музей, достойный первопрестольной столицы. Правда, его первый замысел выглядел относительно скромно – собрание античного искусства. Но и это требовало затрат не только на строительство нового здания, но и на покупку множества макетов, копий, реликвий, рисунков. Впрочем, очень скоро стало ясно, что экспозицию нужно дополнить египетским, ассирийским искусством, наконец, шедеврами Ренессанса, а это уже грандиозный проект, потребовавший не менее грандиозных усилий. Профессор Цветаев мечтал о музее, который стал бы «наглядной хрестоматией по истории мировой скульптуры и архитектуры». Он проникал в высокие кабинеты, выступал на съезде русских художников – и постоянно убеждал коллег, чиновников, художников, вельмож, что Москве остро необходим музей, в котором бы в историческом порядке были представлены судьбы искусств у древних и новых народов.
Конечно, он ничего не сумел бы сделать без помощи меценатов. Кто только не принял участие в этом славном начинании с самого начала. Знаменитый просвещенные купцы-коллекционеры Козьма Терентьевич Солдатенков и Павел Михайлович Третьяков, основатель Кустарного музея в Москве Сергей Тимофеевич Морозов, гравер и собиратель редких гравюр Николай Семенович Мосолов, московский банкир Лазарь Соломонович Поляков. Одной из первых в ряду благотворителей, которых Цветаев увлёк своими идеями, стоит фамилия купеческой вдовы Варвары Андреевны Алексеевой, пожертвовавшей на создание музея 150 тысяч рублей в 1895 году – с одним условием. Музей должен был носить имя покойного императора Александра III. Цветаев сразу понял, что это не просто блажь сентиментальной старушки. Посвящение самодержцу повышало статус начинания и, конечно, обязывало императорскую семью помогать музею. Правда, его имя уже носил петербургский музей русской живописи, основу которого составила коллекция, которую царь собирал десятилетиями по своему вкусу. Для Александра III искусство действительно была отдушиной – и, прежде всего, отечественное. Но его сыну, Николаю II, нравилось, что в обеих столицах появятся галереи, посвящённые царю-миротворцу. Не всё шло гладко: некоторые благотворители, негативно относившиеся к Александру III, стали меньше помогать начинаниям Цветаева. Самый яркий пример – Солдатенков. Но для большинства «сильных мира сего» имя императора звучало притягательно.
Председателем Комитета по созданию музея Изящных искусств
