на Русь некоторые лица, то такие явления были совершенно случайны и крайне редки, и что о них, вследствие неполноты и отрывочности дошедших известий, даже трудно составить нам какое-либо определенное представление; что каких-нибудь правильных или постоянных сношений между русским правительством и иерусалимскими патриархами тогда вовсе не существовало[8].
[С. 6] Указанное явление, с одной стороны, объясняется тем, что иерусалимские патриархи-арабы, зависевшие от египетских султанов, относившихся к ним подозрительно, не имели свободы сноситься не только с отдаленной и маловедомой им Москвой, но даже и с ближайшими к ним единоверными греками империи, которые в это время, вследствие подозрительности египетских правителей, почти совсем не являлись на поклонение святым местам. С другой стороны, Россия до конца XV века, то терпевшая иго татар, то раздираемая внутренними усобицами князей, не могла представляться отдаленным иерусалимским патриархам-арабам такой страной, с которой бы они имели какие-либо особые побуждения стремиться установить близкие и правильные сношения. Если со стороны русского паломника того времени было подвигом побывать в Иерусалиме, то таким же чрезвычайным подвигом было тогда и добраться из Иерусалима до Москвы. Положение дел в этом отношении совершенно изменилось, когда турки овладели Палестиной и когда вслед за тем Иерусалимская патриаршая кафедра стала замещаться выходцами-греками. Теперь посетить большую часть православных стран для иерусалимских патриархов значило не выходить из пределов той же турецкой империи, прибыть в Молдовлахию значило прибыть почти уже к самым границам России, так что путешествия иерусалимских патриархов за сбором милостыни теперь не могли уже встречать прежних почти неодолимых препятствий. С другой стороны, и положение Московского государства к этому времени тоже решительно изменилось. В лице великого князя Иоанна III Русь окончательно низвергла татарское иго, и в то же время великий московский [С. 7] князь, а потом царь, сделался единодержавным правителем всей Северо-Восточной Руси, где таким образом сложилось сильное православное царство. Иоанн III женился на Софье Палеолог и сделался как бы преемником греческих византийских императоров, так что московские государи стали с этого времени смотреть на себя как на единственных теперь представителей и защитников всего Вселенского Православия и всегда готовы были проявить это свое новое призвание по крайней мере денежными нескудными дачами на поддержку Православия на Востоке, терпящего там от постоянных притеснений иноверных. И вот уже с конца XV и начала XVI столетия в Москву начали приезжать с православного Востока просители милостыни из разных афонских монастырей и родственной Сербии, из отдаленного Синая и других мест, и чем далее, тем более увеличивался приток всевозможных просителей, так как в Москве всех их принимали очень радушно, наделяли нескудною милостыней как лично самих просителей, так и представляемые ими монастыри или архиерейские кафедры. Вполне естественно
Под 1376 годом наша летопись, как мы видели, говорит, что пришел на Русь за сбором милостыни иерусалимский архимандрит Нифонт, который, собрав милостыню, возвратился назад «и ста тем на патриаршество Иерусалимское». Но просматривая списки патриархов Иерусалимских, мы вовсе не находим в них имени Нифонта. В 1464 году по просьбе умершего в Kафе Иерусалимского патриарха Иоакима на Москве ставят в митрополиты Кесарии Филипповой его брата, протосинкелла Иосифа. Но в это время в Иерусалиме патриарха по имени Иоаким не было, и, кроме того, совсем непонятным остается, зачем бы ему понадобилось послать своего брата для поставления в митрополиты в далекую и малознаемую Москву. В 1480 году опять Иоаким, патриарх Иерусалимский, присылает свое благословение митрополиту Геронтию. Но если уже один патриарх Иоаким действительно в 1464 году умер в Кафе, то другого Иерусалимского патриарха в это время и с этим именем, несомненно, более не было.
