засмеялся старик.
– Да ладно вам!
– Просто где-то читал, что-то запомнил.
– Но ведь все что-то где-то когда-то читают и у всех...
– Что – у всех? Дырка в голове? – поинтересовался Гном, хитро сощурившись – ни дать ни взять сцена из поэмы Твардовского «Ленин и печник».
– Да не в этом дело, – махнул рукой Великанов, – просто вы словно мои сны украли.
– Надо же, какие сны у вас, – покачал головой Гном. – А я думал, на зоне всем бабы снятся. Мой собственный немаленький опыт в первую очередь об этом свидетельствует.
– По-всякому, – коротко сказал Великанов. – Объясните, почему вы со мной столько разговариваете? У меня такое чувство, что вы обо мне что-то серьезное знаете, а между тем я о вас – ничего. Я, знаете ли, из-за этого нервничаю. Я не привык. Что вам от меня нужно вообще, а?!
Гном криво усмехнулся:
– Так вам сразу все и скажи. Дайте же и мне удовольствие получить от процесса.
– От какого процесса? – похолодел Великанов.
– Ну вот, допустим, чаек у вас отменный.
– Ах это... да, английский «Ахмад», пациент принес. Я тут одному фурункулез вылечил.
– Наверно, Кудрявый из второго отряда, – предположил Гном.
– Откуда вы знаете? – машинально сказал Великанов, без особого, впрочем, удивления. Не такая уж это была тайна.
Кудрявый был мужик непростой, сидел он за какую-то хитрую аферу, на зоне держался особняком, но его никто не задирал, —по-видимому, он тоже находился в каком-то авторитете.
– Рассказали, – коротко объяснил Гном.
Кто мог рассказать – непонятно, сам молчаливый Кудрявый – едва ли, а больше тому свидетелей не было. Ну да ладно...
– А на воле я зеленый любил, – сказал Великанов и прикусил губу, сообразив, что это лишнее. Любая частная информация – лишняя. Чем меньше о тебе знают, тем целее будешь.
– На воле... Все меняется. Когда-то, между прочим, чай был здесь абсолютной валютой, на чай меняли все, из-за чая убивали, растлевали, мучили.
– Ну да? – с сомнением протянул Великанов.
– Говорю вам, так и было. И кое-где, может, еще и бывает. Просто сейчас часто и другой полезный товар на зону проникает. А тогда чай – это было все.
– И вы видели? Как убивали, растлевали?
– Еще бы... Помню, при допросах я сразу просил следака принести плиту чаю и только тогда соглашался давать показания. Раньше на воле из чая делали вытяжку, концентрат, которым начиняли конфеты и пропитывали оберточную бумагу, добавляли во все разрешенное к пересылке в тюрьму и на зону. А в тюрьме и на зоне чай считался средством от всех болезней: от желудочных и головных болей, им промывали глаза и раны, прополаскивали половые органы, смачивали бинты и накладывали на опухоли. Это вам, как лепиле... э-ээ, простите, эскулапу, должно быть интересно.
– Мне на это плевать и как лепиле, и как эскулапу.
–
