среди которой, как в глубине грозовых туч, искрились тончащие сиреневые разряды. А потом он ударил по невидимому барьеру, соприкасаясь, как если б тот был из жёсткого-жёсткого камня.
Прозрачный купол вскоре дал трещину ввысь, но всё ещё не поддавался. Драугр со своим мечом явно занервничал и двинулся ближе. Но пока он подходил, напор некроманта усиливался. Теперь уже тёмные вьющиеся щупальца порождал некромантический меч. Новоявленный артефакт, тоже не получивший всю мощь подзарядки, не намоленный, но закалённый в боях, впитавший немало крови и рассёкший множество тел и душ за время существования тех двух мечей, из которых он получился. Всё это сейчас хранилось внутри и высвобождалось наружу по воле лорда-чернокнижника.
Когда Дельвиг успел подойти, некромант уже пронзил купол защиты и лезвия их клинков соприкоснулись. Началась схватка, в которой никто не собирался долго расхаживать и присматриваться к врагу. Никто не ждал, не изучал повадок соперника. Они в мгновение ока схлестнулись в жёсткой, яростной, почти звериной схватке, атакуя со всех сторон, испытывая друг друга на прочность и пытаясь методом тыка отыскать слабину во вражеской обороне.
Некромант рычал, испуская с гримасы лица вопящие черепа, но драугра таким было не вспугнуть. Он сам кого угодно мог до смерти перепугать пустыми глазницами и скрежетавшими зубами. Правда, и Бальтазар на живых мертвецов за свою жизнь насмотрелся сполна, чтобы не дрогнуть от такого противника.
Главной проблемой было то, что Дельвиг не чувствовал боли. Бить по ногам, по коленям, нанести порез было бессмысленно. Все свои раны он не замечал, победить здесь можно было лишь наверняка, окончательно его упокоив. И некромант занялся именно этим. Тем, что у него лучше всего получалось. Попросту пронзил своей волей плоть неуспокоенного рыцаря, сражаясь с его духом внутри, дабы забрать контроль над поднявшейся мёртвой тушей.
В огоньках красных глаз можно было заметить, как сплетаются в диком вихре фиолетово-чёрная энергия мага-воина и контуры рыцаря со шпагой, имевшего ещё то самое лицо, которое он носил при жизни. Дуэль проходила в измерении его души.
Вокруг сменялись года, красовался ухоженный замок, цветущий сад и озеро, к которому слетались птицы. Затем хлестал осенний ливень, ветер сдувал в глаза опавшие листья, а лязг мечей всё не умолкал. День и ночь сменяли друг друга. Пространство вокруг разрушалось, обрушиваясь в бездну, как жизнь и надежды самого Дельвига. Всё вокруг было лишь иллюзией.
Дуэлянты могли ступать по отвесной стене башни, как по мощёной дорожке в саду. Пылающее солнце уходило с закатом за горизонт, но не исчезало, тут же сотворяя рассвет нового дня, переворачивая искажённую реальность. То, что было справа, оказывалось слева. Мир вращался и изменялся вокруг пары схлестнувшихся воинов.
Они могли зависнуть вниз головой, так что под ногами блестели лишь бесконечное небо и луна, быстро превращающаяся в собственное отражение на гладкой поверхности ночного озера. И по воде двое непримиримых соперников
