Но Сталин оказался жив. «Следовательно, – пишет Мещеряков, – у них что-то «не срослось»[56].
В действительности события развивались следующим образом. Сталин, возможно, отсутствовал в Кремле с 22 (а, возможно, и с 19) до конца дня 24 (или начала 25) июня по невыясненным причинам (правда, несколько исследователей утверждают, что Сталин был тяжело болен: фолликулярная ангина).
Сталин возвратился в Кремль примерно в конце дня 24 июня (или в начале 25 июня) после того, как к нему съездили члены Политбюро и правительства с безрадостными новостями. Речь, видимо, шла о том, что Ставка (во главе с наркомом обороны Тимошенко) «подмяла под себя» Комитет обороны при СНК и отказывается выполнять распоряжения правительства. Сталин по прибытии в Кремль сразу стал вникать в дела и, по всей видимости, позвонил в наркомат обороны и Генштаб. Ему сказали, что Жуков на Юго-Западном фронте. Сталин потребовал, чтобы начальник Генштаба вернулся в Москву и прибыл в Кремль, чтобы отчитаться о проделанной работе. Жуков и вернулся 25 июня. Но ни Жуков, ни Тимошенко в Кремль не поехали, и Сталин (по версии В. П. Мещерякова) понял: дело попахивает саботажем. Тогда он решил поехать к ним сам.
26-го (скорее всего, а не 29!) июня Сталин приехал разбираться с саботажем военных. Такова была цель его поездки, и поведение военных его, по-видимому, утвердило в худших предположениях.
Вот продолжение рассказа об этом событии Молотова, но в пересказе не Стаднюка, а Н. А. Зеньковича:
«Молотов рассказал Стаднюку потрясающие подробности! Когда нежданные визитеры спустились во внутренний двор наркомата обороны, где дожидались машины, Берия что-то возбужденно доказывал Сталину, зловеще поблескивая стеклами пенсне. По долетевшим обрывкам фраз Молотову показалось, что глава грозного ведомства предупреждал о возможности этой ночью военного переворота. Сталин выслушал, не проронив ни слова, а потом, не заезжая в Кремль, поехал на Кунцевскую дачу. Машина Берии свернула на Лубянку».
«Но на данный момент уже шло 26 июня, – пишут авторы. – Сталина же не было почти неделю в Кремле… Сталин понял, что военные «внаглую» игнорируют требования главы государства. Надо было что-то делать и немедленно, иначе всё может рухнуть…»
Молотов же с ним был тоже неспроста. Будучи наркомом иностранных дел, он неожиданно получил ноты о разрыве дипломатических отношений и объявлении нам войны от Венгрии, Румынии и Финляндии. У них была причина: оказывается, наша авиация провела массированные бомбардировки этих стран. Но кто отдал приказы об этих бомбардировках, – это нужно было выяснить. (Если, например, учесть, что на Юго-Западном фронте находились представитель Ставки Жуков и член Военного Совета фронта Хрущев, то вряд ли без их команды кто-то осмелился бы бомбить мирную Венгрию, которая не находилась с нами в состоянии войны. А маршал авиации Новиков позже рассказывал, что по его инициативе генерал М. М. Попов позвонил наркому Тимошенко 23 июня с предложением
Мещеряков В.П. Сталин и заговор военных. 1941 год. – М.: Алгоритм, 2010. С. 34–36.
